Ангел Искуситель был уже рядом, как ему и полагалось теперь, после этой ночи – стоило лишь дать себе отдых, как он уже был тут как тут, нашептывающий все то, что он прекрасно знал и без него, спешащего привести в свою пользу аргументы и доказательства, а иногда уступающий место другому существу, такому же невзрачному и лишенному жизни, каким был и он сам, и чье имя было Ангел Раскаянья – слезливый ангел, вечно роняющий слезы и взывающий к милосердию Божьему, как будто это милосердие можно было выклянчить или добыть хитростью или упорством.

Впрочем, он немедленно прогнал их обоих, желая остаться в одиночестве посреди окутанной мраком пустыни и принимая на себя одного ответственность за все то, что с ним случилось и что еще наверняка случится.

Звезды горели, указывая верное направление, а южный ветерок слегка шевелил волосы, словно подтверждая правильность выбранного им пути.

Наверное, можно было спросить – что он чувствовал, Мозес, делая эту первую сотню шагов? Не то ли завораживающее ощущение таинственной наготы, как будто с тебя соскользнула не только привычная одежда, но и ты сам, теряя все, что совсем недавно делало тебя похожим на остальных людей и вызывало восторженный гул толпы и одобрительные восклицания старейшин. Твое имя, твое прошлое, твои привязанности, привычки, воспоминания, твои надежды и твоя воля, которой подчинялись все, от мала до велика – все то, что теперь исчезало одно за другим, делая тебя никем или, вернее, просто превращая в место, где сошлись сегодня и этот предутренний мрак, и гаснущий звездный свет, и легкий звук осыпающегося под ногами песка, ночная прохлада и едва различимые запахи, которые приносил южный ветер.

Звезды горели над его головой, освещая тот странный путь бегства, но кажется, уже не было того, кто бежал.

Но что же сказал Всевышний, Мозес?

Что Он сказал, когда утром Ему доложили о том, что Моше бросил свой народ и бежал, оставив сиротами женщин, детей и стариков. Бежал, не завершив того, что возложила на него рука Творца?

Возможно, – как рассказывали некоторые достойные внимания мидраши, смутно помнящие эту историю или нечто на нее похожее, – возможно, Он не испепелил землю только потому, что ему не хотелось творить новую, взамен этой, которую Он мог бы уничтожить в своем праведном негодовании.

Возможно, – как свидетельствуют другие источники, – Он обрушил свой гнев только на Моше, прокляв его от макушки до пят и навечно заказав ему дорогу в обетованную землю, о чем свидетельствовал почти до неузнаваемости искалеченный рассказ Девтерономиста.