Светлый фон

Вопрос, как говорится, «был снят»!

Логинов не принял его, и только через помощника передал, что ему, Корсакову, пора заняться научной работой… Историко-архивное управление — самое подходящее место…

В конце года произошли естественные, но важные изменения — умер «Сам», глава государства. Проводились собрания в учреждениях, в коллективах. Провели его и в их архивном управлении. Установка оставалась прежней — «безопасность, безопасность и безопасность…».

Кирилл Александрович не выступал, хотя ему и предложили. Он занялся материалами Кучук-Камбарджийского мира…

Почему? Он и сам бы не смог ответить…

Постепенно и этот, чуть возникший интерес к старым тайнам дипломатии угас в нем. Последние полгода он привык сидеть за своим удобным столом у окна, разложив одни и те же бумаги. Незаметно для себя, отчужденно, внутренне затихнув, изучая широкую Садовую улицу.

Его почти никогда не звали к телефону. Только в те траурные декабрьские дни позвонила счастливая Марина — Галя родила внука. Конечно, его назвали в честь деда Александром.

Поздравил и Тимошин.

— Ты… Не закисай! Еще все — впереди! — бодрясь, буркнул Тимошин.

А Кирилл вроде бы и не закисал?

Он занялся йогой. Судьба его свела с группой таких же энтузиастов из смежного академического института, там они и занимались.

Пусть будет эта придуманная кем-то внутренняя сосредоточенность на собственном организме… На уровнях покоя… Отъединения души от тела. Но все-таки эти занятия привели его к тому, что он действительно вроде бы успокоился, отошел от тех проблем, которые мучили его еще недавно.

А следствием этого возникло сначала пусть внешнее, нарочитое, а позже — окрепшее равнодушие к тому, что будет в дальнейшем с его жизнью…

«Поживет, поживет! Да, и умрет… В один прекрасный час!

Растворится в этом мире, откуда и пришел. Как песчинка в пустыне… Как один из миллиардов… До него… И после него!»

Вспоминалась старая мудрость Иоанна Златоуста: «Не время проходит, это мы проходим…»

Долгое время саднившая душу обида на самого себя, досада стали отступать…

Сама жизнь, будто море во время отлива, отодвинулась от него.

Одновременно отодвинув мысли о Марине, о детях, об их будущем…

* * *