— Я сойду с ума, если с тобой что-нибудь…
— Тихо, тихо…, — прошептала Елень, склоняясь к нему.
Мужчина поднял на нее взор. Взгляд скользнул от глаз вниз и замер на приоткрытых губах. В груди тут же сжалось томительно и нежно. Капитан судорожно сглотнул. Поймал взгляд любимых глаз, ласково на него глядящих, и кровь по жилам побежала быстрей. Женская ладошка скользнула по гладко выбритой щеке, дыхание коснулось кожи и, кажется, обожгло. Соджун потянул к себе женщину, усаживая на колено. Елень и не думала сопротивляться. Он смотрел в ее прекрасные зеленые глаза, и душа замирала от волнения. Вновь взгляд на губы, и те, словно уловив мужской посыл и принимая его, дрогнули едва заметной улыбкой, и тогда Соджун поцеловал.
Сегодня все было иначе. Не было вина, на которое можно было сослаться. Не было самопринуждения. Был трепет. Была страсть. И, наконец, была любовь! Это она толкала их в объятия друг друга. Это она сводила с ума! Это она обжигала души и тела. Это она сплетала дыхания двух любящих людей в одно, и им казалось, что и дышат они в унисон, и сердца, обожженные страстью, стучат в унисон. И хотелось любить, хотелось прикасаться к прохладной коже, лишая силы, воли, и самому терять голову, оставляя лишь горячее, как лава, желание. Желание обладать и принадлежать. И это желание было острее и сильнее всех желаний на свете! И, казалось, собственное тело вдруг теряет вес и растворяется в другом, подчиняясь закону жизни, тает, чтобы стать единым целым.
Соджун с Елень потеряли счет времени. Все, что они испытывали по отношению друг к другу, сейчас проявилось, словно очертания пышущей цветом вишни, спрятанной ото всех туманной завесой. Они будто искали друг друга много лет и, наконец, когда туман стал рассеиваться, нашли, обретя счастье в сладостных объятиях. И Соджун не спешил. Первые мгновения он помнил об ушибе Елень, а потом и это отошло на задний план. Шелк кожи под ладонями, горячее податливое тело, ласковые руки, снявшие с него ханбок, узкие ладошки, скользящие по его груди и плечам, — и он забыл обо всем. Подхватил женщину на руки, перенес на ложе и опустился с ней на тюфяк. Он целовал открытые плечи и грудь, рука скользнула вниз к веревке, поддерживающей спущенную юбку, и нетерпеливые пальцы коснулись ушиба. С губ Елень невольно сорвался стон. Мужчина отстранился и посмотрел на свою любимую. На щеках пылал румянец, грудь, еще пока перетянутая лифом, вздымалась высоко и часто. На шее от нетерпения трепетала жилка. И вся она, эта непокорная женщина, — от макушки до пят — хотела быть с ним. Хотела его, капитана магистрата, Ким Соджуна. Она не только любила, но и хотела.