Еще дед говорил, что, если под рукой ничего нет, на рану можно полить вино. Говорил, что ощущения неприятные, но терпимые. Рассказывал, как сам извлекал стрелы. Гордился тем, что на спине не имел ран, так как в спину ранят только трусов, когда те сбегают с места боя… Елень смотрела на три обломка, торчащих из спины ее мужчины, и руки дрожали.
— И когда человек становится живым щитом для другого, — пробормотала она, чтоб хоть как-то подбодрить себя.
Извлечь стрелы — дело нехитрое, а вот как не дать умереть потом от кровопотери, та еще задачка! И сейчас женщине пригодилась вся лекарская наука деда, впитанная живым детским умишком. А врачевал дед знатно!
Пришлось развести огонь в печи. Если раны не прижечь, Соджун до утра вряд ли дотянет. Поначалу Елень одолевала мысль, что на домик могут выйти по свету из окон. Но выйдя из дома за водой, она оглянулась на окна, а света в них не увидела. Причину этого поняла позже. Доктор Ан сильно страдал от солнечного света, поэтому изнутри окна были затянуты бумагой, выкрашенный в черный цвет. В таком доме даже в самый ясный день царил полумрак. Сейчас даже это было на руку беглецам.
А в доме нашлось все. Елень искала хоть какое-нибудь одеяло, но в дальнем шкафу нашла нетронутую постель, которую привезла в прошлом году доктору, а тот ею так и не воспользовался. Елень поняла это, как только раскрутила тюфяк, куда она сама скрутила новую одежду для умирающего. В холщовых одеждах нашлась связка монет, которую спрятала женщина, зная, что так просто деньги доктор не возьмет: гордость не позволит. Елень скрутила старую постель прокаженного и вынесла, а на ее месте постелила новый тюфяк, на который потом уложит Соджуна, уже переодетого в сухую новую одежду, когда обработает ему раны…
Еще не закипела в чане вода, а женщина уже все приготовила для извлечения стрел, моля все Высшие силы о помощи. В ее лекарской котомке был полый прут, заканчивающийся круглой плоской пластиной диаметром с мелкую монету. К пруту прилагалась деревянная ручка, вставляющаяся в полое отверстие. Этот инструмент для прижигания возил с собой Соджун, а несколько раз даже использовал. Для него ранение стрелой не новинка, а вот для Елень…
Женщина откупорила пузырек с отваром опия, поднесла к губам Соджуна, но тот только усмехнулся:
— Не действует… он на меня… тяни так…
Но Елень не стала его слушать и влила несколько глотков отвара в приоткрытые губы. Ресницы дрогнули, и капитан послушно проглотил лекарство, заведомо зная, что оно ему не поможет. И тут совсем не вовремя на память пришла встреча с хозяйкой дома учения, которая говорила что-то такое про раны и опий.