Соджун есть не смог. Кое-как проглотил несколько глотков крутого отвара женьшеня. Елень заставила себя съесть все, что было в миске. Она сидела на тюфяке рядом с капитаном и смотрела на мужчину, едва различая его в скудном свете лучины.

«Главное, он выжил. До рассвета остались считанные часы. Днем Соджун сможет поесть. Днем ему станет лучше»,— успокаивала себя Елень.

Но уснуть она не смогла. Соджуна било мелкой дрожью так, что стучали зубы. Лоб покрылся испариной, по шее катился холодный пот.

— Соджун, Соджун, — позвала Елень.

Капитан, стиснув зубы, проговорил:

— Холодно… холодно…

Женщина подоткнула с другой стороны одеяло. Потом вспомнила о горшке с углями. Вновь притащила каменную чашу, куда можно было его установить. Выскочила под проливной дождь, выгребла в кухне горящие угли из очага и, замотав горшок тряпкой, принесла его в дом и поставила рядом с Соджуном. От горшка шло ровное, приятное тепло. Елень вновь залезла под одеяло и уже было легла, а потом села. Соджун, потеряв так много крови, не мог согреться в теплой комнате, и тогда женщина потянула на своей груди ленты чогори. Сняв жакет, она свернула его и положила рядом, а затем принялась развязывать тесемки на чиме… Обнимая Соджуна одной рукой, она прижималась к нему горячим обнаженным телом, делясь своим теплом. Вскоре мужчина, убаюканный этим теплом, задышал ровней, перестал дрожать и провалился в вязкий, тягучий сон. Елень спала рядом, чувствуя на своем плече горячее дыхание Соджуна, и дороже этого дыхания у нее не было ничего.

[1] Ложка для стрел – инструмент для извлечения стрел. (Стоит заметить, тот еще инструмент для пыток).

Глава сорок четвертая.

Глава сорок четвертая.

Какой-то стрекот… кто-то не то стучит, не то крадется под окнами, задевая стены. Кто бы это мог быть? А если враг? Лежать было неудобно, правая руку придавлена чем-то тяжелым и горячим, зато левая зашарила по полу. В то же мгновение от поясницы до макушки спину объяла чудовищная боль, такая, что не пошевелиться и перед глазами морок, однако пальцы упрямо ползали по полу в поисках меча.

— Это белки, — проговорил рядом усталый и заспанный голос Елень, — они наши сторожа. Спи спокойно.

— Пить… пить хочу…

Женщина поднялась, и перед глазами Соджуна возникла бледная спина с острыми бугорками позвонков. Несмотря на полумрак он прекрасно видел, как под тонкой кожей двигаются лопатки, Елень наклонилась, и упругие мышцы заиграли под белоснежным шелком, и капитан в этот момент забыл, как дышать. Женщина дотянулась до ханбока и, поднимаясь, набросила на свои обнаженные плечи, но прежде, чем ткань скрыла красоту женского тела, Соджун увидел и тонкий изгиб стана, и упругие ягодицы, и стройные ноги. Елень, запахнув ханбок, повернулась и подоткнула одеяло, чтобы не выстудить постель, а сама на цыпочках (пол вновь стал ледяным) подошла к столику и налила из кувшина воду. Соджун попытался перевернуться на спину, но не смог. От боли, пронзившей все его существо, он почти ничего не видел. Лишь чувствовал тонкие пальцы на своей щеке, слышал тихий шепот Елень, которая помогла ему перевернуться на спину и усадила. Мужчина медленно глотал и даже не сразу понял, что любимая вливала в него целебный отвар женьшеня. Он чувствовал ее тепло, ее заботу и продолжал осторожно глотать остывшее лекарство.