— Какие-то проблемы на работе? — вдруг спросила она.

— Нет.

— А ничего не болит?

Романов вскинул на нее холодные глаза.

— Нет.

— А выглядишь, будто зубы болят.

Он усмехнулся одними губами.

— Всё хорошо, идем, а то опоздаем.

И когда он повернулся в профиль, повязывая кашне, сознание вдруг ожгло каким-то не то воспоминанием, не то давно забытым сном. Вадим кого-то ей напоминал. Именно в эту самую секунду. Еще мгновение, еще чуть-чуть и она вспомнит, но муж повернулся, и наваждение пропало.

Они дошли по Невскому проспекту до Михайловской улицы и свернули в сторону Михайловского сквера. Инна едва поспевала за молчаливым супругом, которого держала под руку. Он смотрел вперед и шел бодрым, каким-то отчужденным шагом. Девушка еще до поворота почувствовала, что туфля на правой ноге стала натирать. Она несколько раз посмотрела под ноги, но промолчала, пожалев о том, что в клатче нет пластыря. Поднимаясь на крыльцо филармонии, Вадим заметил, что жена припадает на правую ногу.

— Что случилось?

Инна горько усмехнулась:

— Туфли-то ни разу не надевала. Кажется, натёрла мозоль. Даром, что тысячу евро отдала. И натёрла только правую ногу.

Вадим завертел головой. Инна тут же разгадала его замысел.

— Даже не думай! — проговорила она твердо. — Сначала концерт!

Он промолчал и открыл перед ней дверь.

Оркестр был как на ладони. Инна, воодушевленная, взволнованная, что-то говорила, поглядывая в программку. Вадим ее почти не слушал.

Если Инна не сводила глаз со сцены, то он вовсе не поднимал головы. Смотрел на белые перила ложи или на свои руки, сцепленные на коленях в замок. Жена тронула его за рукав. Он поднял глаза. Склонившись к нему, девушка тихо спросила: