Она положила руки ему на плечи, прижалась всем телом. Ее холодная щека коснулась его шеи, и он тут же покрылся гусиной кожей и замер. Инна провела рукой по его лицу, словно изучала, словно пыталась увидеть его пальцами, ведь Вадим стоял глубоко в тени, и она не видела его. А он стоял, вытянув руки по швам, абсолютно уверенный в том, что ни за что ее не обнимет.

Но тут палец с острым ноготком скользнул по его губам. Горячее дыхание девушки стало еще ближе и еще горячей. Он чувствовал, как учащенно бьется ее сердце, как ее грудь упирается в него, как тонкая рука обвивается вокруг шеи, а пальцы зарываются в волосах на затылке. Ее приоткрытые губы коснулись его холодных губ, обожгли поцелуем, неумелым, неловким и таким настоящим, и тетива, натянутая внутри Вадима лопнула. Он больше не был собой. Он больше не мог ни контролировать себя, ни притворяться.

Руки притянули ее к себе, словно она была далеко, а губы ответили на этот робкий поцелуй. Инна не оттолкнула его, наоборот, тесней прижалась, так что он чувствовал, как бьется пульс под ее кожей. Он напирал, а она отступала, тогда он, подхватив ее, развернулся спиной к свету и прижал к стене, посадив на тот самый приступок или полку. Вот теперь Инна была полностью в его власти. И Вадим это чувствовал и понимал.

У нее были соленые от слез щеки и шея, но сейчас, сегодня, этот привкус соли на языке разжигал в груди огонь, который, словно, пожирал Романова изнутри. Нет, ни скованности, ни неловкости он не чувствовал. Какая неловкость, если она принадлежит ему! Вся целиком! Даже в паспорте штамп стоит, свидетельствующий об этом! Да и Инна не сопротивлялась. Ее пальцы скользили по его спине под рубашкой, спотыкаясь о шрамы, но почему-то он не одергивал этой руки, гладящей по тонким полоскам. А вторая так царапала затылок, что у Вадима подкашивались ноги в коленях. Черт, да что же с ним такое?

Он целовал ее так, что у него в глазах темнело от недостатка воздуха. Он боялся ее отпустить от себя хотя бы на миллиметр, понимая, что она может и не вернуться в его объятья. Возможно, у него есть только сегодня, и другого раза не будет, когда она такая настоящая и вся-вся принадлежит ему. Одна рука гладила шею и ямку за ухом, а вторая беспардонно шарила по телу, нагло залезая под тонкую ткань юбки и блузки, и прохладный шелк кожи лишал мужчину рассудка.