— Да всё ок! Не парься.

— Ты дома?

Уваров вздохнул:

— Только зашел.

— Я щас буду!

Тимка опять вздохнул. Он мог бы сказать, что устал, что его уже вымотали сначала в больнице, а затем в полиции. Мог бы сказать, что не готов к разговору, но… там был Ник. Нику такое он сказать не мог.

— Давай через полчаса. В душ надо сходить, — только и сказал Уваров.

— Ок.

— Ну давай!

— Давай.

— Ну капец, блин, Кутузов! — только и выдохнул Ник, когда увидел друга, открывшего ему дверь.

Тимка хмыкнул, впуская Егорова в квартиру:

— Только при матушке не брякни. И между прочим, ну чтоб ты знал, Кутузов был с обоими глазами.

— Ну да. Ты тоже вроде как! Ты один, что ли? А где Елена Николаевна? — спросил, скидывая обувь, Никита.

— В полиции. Вместе с батей. Не могу оставить ее там одну.

А выглядел он весьма оригинально. Левый глаз был заклеен пластырем. Огромная царапина с багровым вздувшимся краем начиналась над бровью, а заканчивалась под глазом на скуле. Рядом на виске была какая-то нашлепка, края которой были подмочены (видать, в душе). Нос казался опухшим, будто у парня был затяжной насморк. По шее пролегли еще две бордовые полосы. На руках проступали крупные и мелкие синяки: признак защиты. А глаза казались очень уставшими. И всё, что хотел сказать Ник, утратило смысл. Тимка не просто так стоял. Он просто не мог отойти. Ник бы тоже не отошел.

— Как Лера? — спросил Егоров.

Тим почти улыбнулся, только глаза оставались холодными, как тяжелый ноябрьский лед.

— Плакала…