О!

Сбегав в спальню, она вернулась с завершающим штрихом. Вишенкой, венчающей все это нагромождение лжи.

Мобильный телефон Ганса.

Теперь, когда Биби вернется, может быть, ей легче будет взглянуть на правду. Теперь, когда эта правда так красива. Упорядочена. Взята под контроль.

В отличие от остальной засранной квартиры.

«Может быть, надо пропылесосить, – подумала помощница. – Вымыть пол в кухне. Не помню, когда Биби в последний раз вытирала пыль. Или убирала постель. Плитки в ванной покрылись плесенью. Надо быстренько тут прибраться. И, может, выкинуть мусор, раз уж об этом зашла речь».

Я ничего не чувствовала. Ни о чем не думала. Я мыла. Я мыла, и мыла, и убирала, и раскладывала по местам, пока не взошло солнце, пока мои руки не затряслись от голода, а глаза не начали закрываться от недосыпа. Тогда я поубиралась еще немного.

И только когда запели птички, лучи солнца проникли в квартиру сквозь безупречно чистые раздвижные двери, а я начала в третий раз переставлять подсвечники на каминной полке, только тогда я наконец услышала звук поворачивающегося в замке ключа.

40

40

Повернувшись там же, у камина, я смотрела, как Ганс тащится по ступенькам наверх.

На нем не было походной одежды.

Он не нес никакого походного снаряжения.

На нем были майка и обвислые джинсы. На взлохмаченные, немытые волосы он натянул вязаную шапку. И весь провонял куревом и дешевыми духами. Я чувствовала это через всю комнату.

Не знаю, то ли от этого его вида, то ли от запаха спрея от «Виктория Сикрет» вместо дыма костра, идущего от его одежды, то ли от полного физического истощения в результате ночного бодрствования, но все мои драгоценные защитные механизмы тут же испарились.

Пуф!