– Дерьмово, – честно ответила я. – А как у тебя?

– Дерьмово.

От чего-то такого в его голосе у меня по спине пробежал холодок. За годы я привыкла приглядываться к перепадам настроения Рыцаря, чисто из чувства самосохранения. Все они были оттенками злобы – от будничного раздражения до слепой, черной, убийственной ярости. И я видела их все. И не по одному разу.

– Дерьмово – это как тогда, когда ты вернулся из Ирака в прошлый раз?

– Ага. Типа того.

«Ой, черт нас всех побери».

Когда Рыцарь в прошлый раз вернулся из Ирака, он с разбитой бутылкой напал на незнакомца, разломал свою стойку в «Терминусе» и столкнул с дороги машину моего приятеля вместе со мной под колеса идущего навстречу мусоровоза.

И все это за одни выходные.

Я попыталась заставить свой изможденный мозг включить тот раздел, в котором были все мои знания по психологии, полученные за время учебы, но все, что вырвалось у меня изо рта, было:

– Черт, Рыцарь. Это хреново.

– Ага, – он выпустил другую струю дыма.

– Ты к кому-нибудь ходишь со своим ПТСР?

– Не-а.

– Ты принимаешь лекарства?

– Да ну их в жопу.

– Но у тебя хотя бы есть кто-то, с кем ты можешь поговорить, когда становится хреново?

Рыцарь не ответил, и тут я совершенно четко поняла, почему он продолжал звонить мне, хотя я никогда не снимала трубку.

Это я была тем, с кем он хотел поговорить, когда становилось хреново.