– Мы подсчитали все очки и пришли к заключению, – говорит он, подавляя свой гнев с каждым словом, с каждой каплей усилия, которое он тратит на то, чтобы успокоиться. – Захватив самоцвет и имея двадцать три ученика в строю, орден Нетро получает девять очков. Что делает их победителями в третьем испытании… – Он тяжело сглатывает, будто проталкивает в свою глотку осколки стекла. – И победителями в Великой игре.

Нет ни гула, ни громких радостных возгласов. Все слишком ошеломлены, слишком измучены, до сих пор нетвердо стоят на ногах. Мы оглядываемся друг на друга, лица, покрытые слоями грязи, крови и пота, победители и проигравшие, осознавая всю грандиозность того, что он сказал.

Затем откидывается полог медицинской палатки, и из нее выходит фигура, повязка вокруг руки которой сочится кровью, а на лице – выражение необузданной ярости. Мариус Мэдисон. Наконец-то.

– Нет! – кричит он грубым и хриплым голосом. – НЕТ!

Теперь все глаза обращены к нему, то общее нервное молчание, пока вы наблюдаете, как кто-то устраивает сцену. Мариус кидается вперед, к центру поляны, где стоит директор Абердин.

– Нет! – повторяет он. – Чушь собачья! Они не могут победить! – Он поворачивается ко мне, тяжело дыша, ощетинившись, глаза горят ненавистью сильнее, чем я могла себе вообразить. Его идеальные волосы растрепаны, пот струится по его озверевшему лицу. – Она не может победить!

– Она уже победила, лорд Мэдисон, нравится вам это или нет. – Голос Абердина становится угрожающим. – А сейчас я бы порекомендовал вам успокоиться, прежде чем вы скажете что-то, о чем будете жалеть.

Но Мариус уже за гранью того, чтобы слушать, даже за гранью того, чтобы изображать уважение.

– Нельзя всем выступать против одного ордена! Это нечестно! – воет он, и никогда еще он не выглядел настолько мелким, капризным и ничтожным. Раздается даже несколько смешков, что еще больше выводит Мариуса из себя. – Вы думаете, что можете провернуть такое со мной? Со мной? – Он крутится, обращаясь ко всем нам, брызжа слюной во все стороны. – Вам всем конец, неблагодарные ублюдки! Мой отец позаботится об этом! – Затем его взгляд переносится на Викторию, неподвижно стоящую перед остальными членами Селуры, с упертыми в землю глазами, и он шумно втягивает воздух. – И ты! Ты! Ты тоже с ними заодно? – Он подлетает к ней, тыча пальцем ей в лицо. – Ты променяла меня?

Виктория не поднимает взгляда, но и не отступает.

– Ты променял меня первым, – говорит она, холодная, как лед. – Переходить на другую сторону правилами не запрещено.