ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Макс

Будь я умнее, я бы с самого начала знал, что все это беда.

Даже когда я знал ее всего несколько часов, Тисана выбивала из меня уступки, прежде чем я понимал, что делаю их.

Я приглашаю тебя внутрь, но только потому, что…

Ты можешь остаться здесь на ночь. Только на ночь.

Не знаю, почему я тебе верю.

Если ты пойдешь, я пойду.

Всегда шаг вперед, шаг вперед. Она шла вперед с такой неутомимой решимостью, всегда, несмотря ни на что. Как я мог не уследить? И хотя каждый из этих шагов причинял боль, как мышцы, возвращающиеся к жизни после многих лет бездействия, они все равно казались такими правильными. Медленное, неуверенное, чертовски ужасное возвращение в естественное состояние.

Тем не менее, я не понял.

Не тогда, когда я согласился впустить ее в свой дом, или в свой разум, или в свое прошлое. Даже тогда, когда я понял, что каждый раз, когда я был без нее, я ловил себя на том, что собираю маленькие истории и странности, чтобы рассказать ей, когда я увижу ее снова, как камни, которые я кладу в карманы.

Может быть, лишь капля этого просочилась сквозь мой толстый череп в ту ночь, когда я стоял позади нее, едва касаясь и все же утопая в ее запахе, ее коже и собственной ревущей крови:

Беда, Макс. Беда.