Именно энергию последних сторонников Уиклифа Арундел хотел подавить. В 1409 году он издал новые конституции, направленные на ограничение религиозных споров, запретив переводить Библию на английский язык иначе, чем с одобрения епископа. Пытаясь провести эти меры в жизнь, он столкнулся с Ричардом Куртене, канцлером университета и закадычным другом принца, к которому Куртене и обратился. Куртене хотел сделать все возможное для своего университета, и он не облегчил задачу Арундела, однажды запретив ему и его последователям входить в церковь Святой Марии. Спор стал скорее принципиальным вопросом о праве на посещение университета архиепископом, чем о пресечении ереси на корню. Теперь дело дошло до окончательного решения перед королем, который в сентябре 1411 года принял решение в пользу Арундела. Права архиепископа были признаны, Куртене был низложен, а университет должен был просить у церкви официального помилования. Однако вскоре Куртене был восстановлен в должности: вероятно, компромисс был достигнут с помощью принца,[948] который весной 1413 года назначил его на вакантную кафедру епископа Норвича.

* * *

К тому времени принц сменил своего отца на посту короля. Чтобы оценить ситуацию, стоит задаться вопросом, какие проблемы представляла собой лоллардия для нового короля. Это была проблема веры или доктрины, или, как считали ее противники, ереси. Лолларды, как мы уже видели, не имели единого набора убеждений: как отдельные люди, они не соглашались с определенными частями церковной доктрины, в зависимости от своих склонностей. Были и такие (трагические примеры — Соутри и Бэдби), кто отрицал центральный догмат церковного учения — превращение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову, явное нападение на священническую власть, передаваемую священнику епископом. Это было достаточно плохо. Но еще опаснее было то, что в сознании людей, согласных с Джоном Бэдби, традиционная власть священника была вытеснена другой — учением о священстве всех верующих, которое не только бросало вызов общепринятой доктрине, но и высмеивало церковную иерархию и, в конечном итоге, епископальную (и даже папскую) власть и авторитет. Внешне, утверждали они, ни один человек не лучше другого; только Бог может отличить их друг от друга, поскольку только Он может знать, находятся ли они в Его благодати или нет. Авторитету Церкви был нанесен серьезный удар.

Для хранителя традиционного учения Церкви (будь то священник, епископ или король) ересь, связанная с отказом от одного или нескольких таинств, была наихудшим видом: она имела последствия в загробном мире. Для мирянина социальные последствия такого учения были самыми шокирующими и пугающими. Атака на авторитет Церкви в определении своих убеждений и их защите могла быть продолжена. Как указывалось в петиции, представленной в парламент в 1406 году, нападение на собственность духовенства, если его не остановить, вскоре приведет к аналогичному нападению на светскую собственность. Слишком буквальное толкование Библии могло привести к принятию ложной формы эгалитаризма и разрушению социального порядка. Это также могло привести, как уже было замечено, к нападкам на собственность духовенства на том основании, что поскольку Христос и его ближайшие последователи были бедными людьми, то и их преемники должны быть бедными, ибо никто не может служить двум господам — Богу и мамоне.