У Кости Булия сверкнули глаза. Он весь напрягся, грозно насупил брови и, положив одну руку на грудь, а другую торжественно подняв вверх, промолвил глухим голосом:

- Приглядитесь хорошенько, ясновельможный пан, ведь это портрет брата, которого вы обидели при жизни, и хотите обидеть и после смерти.

Граф, никак не ожидавший подобного обращении, отскочил от стены и с перепугу едва не выпустил из рук канделябр.

- Что ты сказал? - крикнул он.

Костя, все с тем же грозным и торжественным видом, сделал шаг вперед.

- А то и говорю, ясновельможный пан,- продолжал ключник, подчеркивая каждое слово,- что вы столько страданий доставили моему пану, пока он был жив, что могли бы хоть мертвого оставить в покое.

Граф так и задергался весь.

- Что это все значит? Не понимаю! - вскричал он, остолбенело уставившись на старого слугу.

Тот злобно сжал зубы.

- Может, это неправда? - прошипел он.

Бледное до этого лицо графа побагровело от гнева и возмущения.

- Эй, приятель… - начал он повышенным тоном.

Костя Булий тихо рассмеялся.

- Неприятно вам вспоминать об этом, ясновельможный пан, верю…

Тут к вельможе, уязвленному в его гордости, вернулась присущая ему самоуверенность, и он грозно выпрямился.

- Ты что себе думаешь, мерзавец,- крикнул он громко и шагнул вперед.

Старый слуга не двинулся с места, а глаза его засверкали еще более сурово.

- Потише, потише, ясновельможный пан,- ответил он с ударением.- Сдержите свой гнев, приберегите его к концу, когда услышите всю правду.

Зловещее выражение глаз и лица, с которым ключник произнес эти слова, заставило графа вздрогнуть, но он тут же овладел собой и сделал еще один шаг вперед.

- Ты, стало быть, заманил меня в западню, негодяй! - быстро сказал он.