Сглотнув, я попятился, но дверь, безжалостно хлопнув, закрылась, заскрежетав задвигаемым засовом.

– Проходите, гости дорогие! Кто бывал, тот не задержится, остальные вспомнят худшее!

В дальнем тёмном углу за прожжённым оплывшими свечами столом, склонилась над заскорузлыми бумагами, седая, коротко остриженная голова.

Подталкиваемый архивариусом, я засеменил по хрустящему полу. Под ногами скрипели грязные опилки, смердевшие гнилью и кровью. У меня даже закружилась голова. А от вкрадчивого, холодного и липкого голоса оледенела спина.

На столе, едва не касаясь свечей, мелькали пёстрые игральные карты. Скрюченные белые пальцы с длинными жёлтыми ногтями, ловко переворачивали их рубашкой вниз, накидывая одну на другую. Когда, пиковый туз упал на червовую шестёрку, картинка ожила, из-за щита выскользнула драконья башка и сцапала одно из пурпурных сердец. С соседней бубны спрыгнул рыцарь в тяжелых доспехах и рубанул алебардой по чешуйчатой шее. За ним бросились крестовые стражники с мечами и в глазах совсем зарябило.

– Спасибо на добром слове, и тебе зелий от хвори в достатке! – ответил Оливье.

Седой распрямился, уставив на нас немигающие жёлтые глаза. Карты замерли и закрутились на месте, замелькали драконы, клинки и пышные платья.

– Принесла вас радуга в недобрый час! Поди разберись кто наследник, кто предатель! Виноваты все. Особенно враги и шпионы.

Его взгляд остановился на мне.

– Лет пятьдесят не слышал оборотня, – обронил он, обращаясь к самому себе. – Должен представиться. Гости редкие…

Приподнявшись, всё также крючась и вжимая голову, он сообщил:

– Глава тайной канцелярии, Сыч!

– Очень приятно! – отвесив шутливый поклон, пропел дядя. – Давно не виделись, пешая чайка!

Я тоже хотел сказать, как меня зовут, но не смог. Жёлтые глаза завораживали, а от сырого подвала простудилось и умерло самообладание. Я едва держался на ногах, а себя в руках.

– Не тужьтесь, – разрешил Сыч, нахохлившись за столом. – Оборотень Люсьен Носовский, широко известный ученик запрещённого мастера Оливье. Газеты изрыгают тонны комплиментов! – уголки его тонких губ слегка поднялись. – В заговорах, пока не отличился. Дышите вонью свободы, – он приоткрыл рот, вытягивая из ящика стола лакированную красную папку и кидая поверх карт. – А Мастер Оливье насладится ароматом казематов!

Глава тайной канцелярии удивленно вылупил глаза.

– Ароматом казематов? – повторил он. – Казематов ароматом!

Воззрившись на дядю, он сдавленно сглотнул, будто что-то застряло в горле, и, скривившись, склонился к папке. По-моему, все сумасшедшие садисты без ума от рифм. Это пугает посильнее пыточных механизмов.