— Ступай вон той дорогой, — приказал он Зику, указывая на ряд ветхих хижин, видневшихся за высокой травой. — А если увидишь какой беспорядок, кричи.

И сразу же понял, каким бессмысленным вышло распоряжение. Вся жизнь черномазых представляла собой сплошной беспорядок. Темноту, победить которую можно только светом, джунгли, распутать которые удастся лишь мачете, хаос, справиться с которым способны лишь терпеливые руки и сильная воля. «Кровь», — пронеслось у него в голове. Иногда Джеймсу страстно хотелось крови.

И у рабов ее было вдосталь. Она струилась по их венам, пела, танцевала, билась на кончиках языков, пульсировала на губах, растягивалась в широких улыбках. Джеймс чувствовал ее запах. Сойдя с кораблей, они почти не изменились. И Джеймса, по правде говоря, это очень удивило. Он-то думал, они расправят плечи, найдут выход, сделают невозможное возможным. Как поступил он сам, сбежав из приюта. Но нет. Все они словно по-прежнему сидели в брюхе огромного судна. Так странно. С другой стороны — а как могло быть иначе, учитывая, с кем им посчастливилось состоять в родстве?

Они носили лохмотья (Джеймса невероятно злило, что его наряд мало чем отличался от их тряпья) и не блистали умом. Жили друг у друга на головах, забивались в свои лачуги не столько по воле Пола, сколько по собственному желанию. Злобно щерились и воняли по`том, притом запах этот — запах тяжкого труда — из них уже не вымывался. Они питались отбросами и уже одним цветом кожи ясно давали понять, что перед тобой дикари. Ясное дело, проще было считать их животными вроде коров или лошадей, научившимися ловко подражать своим хозяевам. Так они и освоили человеческий язык. А если у кого на них и возникала эрекция, разве можно было за это винить? Они ведь так искусно прикидывались людьми. Разум им обмануть не удавалось, а вот чресла — вполне.

Вскоре вернулся Зик.

— На вид вроде все в порядке. Насколько это возможно с черномазыми, — сказал он.

— Ладно. Тогда дождитесь следующей смены и можете быть свободны, — ответил Джеймс.

— Ой, может, сходите поглядеть, как там мисс Рут? — вспомнил вдруг Зик. — Она не дома, слоняется где-то тут, в темноте.

Джеймс поскреб подбородок.

— Зачем?

Зик пожал плечами.

— Ладно, где ты ее видел?

— Там, у реки. Сразу за хлевом.

— Вот же черт! — Джеймс покачал головой. — Не расслабляйтесь. Пойду схожу к ней.

Вся беда в том, что из всех женщин на плантации одна Рут заслужила уважение. Ее бледная кожа, рыжие волосы и тугая грудь так волновали Джеймса, что от рукоблудства становилось только хуже. Она же вовсе не старалась спрятать свою преступную красоту, даже холодными осенними вечерами не желала кутаться в шаль.