— О чем… они кричат?

Керри не ответила. Наверняка даже в Бостоне живые существа так отчаянно зовут друг друга только по одной-единственной причине.

— Керри, есть новости. — Он сделал шаг, так, чтобы увидеть ее лицо. — Но прежде чем я скажу, мне нужно, чтобы ты знала. — Он протянул руку, словно собираясь коснуться ее лица, но сдержался. — Я на твоей стороне.

Она слышала поддержку в его голосе — тихую, но очевидную.

Но не могла взглянуть ему в глаза — пока не могла. Потому что он не поймет смятения в ее глазах, вызванного его словами.

На твоей стороне.

Живя в двух мирах, как сейчас, она стала похожа на тряпичную куклу, которую когда-то сделала для Талли. Две гончие ее отца — включая Меркуцио, который умер много лет назад, — одновременно обнаружили куклу, и каждый ухватил зубами ее за руку. Вот чем она стала в эти дни, все швы трещали и рвались.

На моей стороне? — хотелось спросить ей. На какой именно стороне?

Вместо этого она плотнее сжала руки, но подняла лицо.

Вокруг нее возвышались горы, полные жизни, готовой снова вырваться наружу влажной, радостной зеленью. И здесь был он — часть этого нового, трепещущего, звенящего. Часть всех вопросов. Часть рывка, раздирающего по швам.

— Керри, мне надо, чтобы ты еще знала… — Казалось, он ждет ее.

Она обернулась.

— Я знал Арона Берковича. До того дня на станции.

— Да, — сказала она. Говорить Я поняла это по вашим лицам теперь было бесполезно. — Хотя в свое время ты не сказал об этом. И от этого я все время сомневалась, можно ли тебе верить.

— Считай это трусостью. Тем, что я стыдился своего прошлого. И то и другое будет справедливо. — Он выдохнул. — Когда мы учились в Гарварде, наши интересы пересекались не только в области классики и политики, но и…