Она покачала головой.

— Это Джон Паркер завел толпу, чтобы люди кричали, махали кулаками, тащили невинных людей на улицы. Меня сшибли с ног. Топтали ногами, вот что это за толпа.

— Si, да, а мальчик?

— Я видела, мальчик плакал, кричал, mio fratello, мой брат. Сшибли с ног. Он повредил ногу. Другой человек — один из наших — подхватил его и побежал. В сторону депо.

Старуха притянула к себе Сола так близко, что их лица почти соприкоснулись.

— Dio ti benedica. Да поможет тебе Бог в твоих поисках.

Покрытый угольной пылью, Сол часами обыскивал вагон за вагоном. И наконец нашел своего брата скорчившимся за бочками рома и мадеры вместе с Чернойей, который на следующий день ушел искать работу на каменоломнях. Уже позже Сол узнал от другого сицилийца, что Чернойя уехал в какое-то имение в Северной Каролине, куда нанимали итальянцев, чтобы обшивать мрамором здание с башнями, о существовании которого еще где-то, кроме его памяти, снов и листа бумаги в кофейных пятнах, Сол до тех пор и не подозревал.

У Сола в голове сложился его собственный Пеллегрини — вся картина целиком. Почему человек с богатством и властью так и не отказался от поисков такого ничтожества, как Сальваторе Катафальмо. Да потому, что Сол понял, кто же стоял за убийством шефа полиции Хеннесси. А уж поверит ли кто-нибудь нищему сицилийцу? Этот вопрос Бартелеми не желал оставлять на волю судьбы. И более сильные люди, нежели Наполеон Нового Орлеана, в конце концов гибли из-за менее серьезных обстоятельств.

Уже уносясь вдаль в вагоне, направляющемся на Север, Сол видел лицо, стоящее за судами Линча, — и это был не столько Джон Паркер, рупор протеста, который возглавлял и направлял толпу, сколько сам Морис Бартелеми, блюститель прилива импорта-экспорта, который обогащал соленую кровь портовой жизни.

Бартелеми, чьими главными конкурентами были две могущественные итальянские семьи, Провезано и Матранга, которые тоже боролись за контроль над верфями.

Человек, который выиграл бы больше всех, если Новый Орлеан вдруг возненавидит итальянскую часть своего населения и перестанет ей верить.

Бартелеми, который теперь станет главным в порту, если сумеет остаться вне подозрений. Если Сальваторе Катафальмо и кого угодно другого, кто мог бы указать на него, найдут и заставят замолчать.

Морис Бартелеми, на чьей дочери мог бы отыграться Сол. Он думал об этом еще тогда, когда она была для него всего лишь именем, всего лишь отпрыском человека, повинного в стольких смертях. Он хотел ненавидеть ее так же, как и ее отца.