Все кокетство этой дочери, скорее всего, было дикой и опасной игрой, чтобы отвлечь Сола и управлять им — по крайней мере, сначала. Но скоро оно стало чем-то иным, причем для них обоих — смертельная петля, зыбучие пески.

В двери камеры брякнул ключ. Нико теснее прижался к нему, Сол крепче обхватил братишку рукой. В тесную камеру зашел Вольфе. Его лицо, сморщенное и напряженное, противоречило его попыткам вести непринужденный разговор.

Вольфе дернул головой в сторону Нико.

— Там горожане возмущаются, что нехорошо это, держать ребенка в тюрьме. Так что я сейчас заберу мальчишку.

— Нет, — Сол обхватил Нико обеими руками. Мальчик зарылся лицом в его грудь.

— Да не бойся. Мы его устроим. К кому-нибудь в дом.

— Мы вам не дадимся.

Снаружи камеры появился ухмыляющийся Лебланк.

— Хорошо, что я еще не уехал. Всегда готов помочь, даже когда поймал своего. — Он направил револьвер Солу в нос. — Я-то повезу в Новый Орлеан на суд не восьмилетнего мальчонку — ну, это если они тут не привлекут тебя за убийство. Тебя, Катафальмо. Только тебя.

Игнорируя Лебланка, Сол обратился к Вольфе:

— Умоляю вас. Моему брату будет страшно. Нико привык только ко мне.

Вольфе обхватил Нико поперек туловища. И потянул.

Руки Сола были сильнее, чем у Вольфе, он крепко держал брата.

— Пожалуйста, выслушайте. Пожалуйста. Мой брат не может ходить. Ему нужна помощь. Не разлучайте нас!

Нико обхватил лицо Сола.

— Ti amo.

Лебланк прыгнул вперед и дал Солу в челюсть.