— То так! — согласился Иван. — Как с молоком обходишься?
— Да так же, как и ты. У бабы спрашивай. Пораньше встанет — купит. Дороже, правда, стало у колхозников.
— А в магазине бери.
— Там очереди. Да и перебои бывают. С молоком еще ничего, с мясом — хуже.
— Ну, вот… А говорил…
— Что я говорил?
— Зато улица теперь чистая, в туфельках можешь и в темноте пройтись, не запачкаешь, — кивнул Иван на сине-белые кеды Непорожнего.
— Злой ты, Иван: до сих пор помнишь. Я, что ли, во всем этом виноват?
— Не ты, — сказал сердито Иван. — Но похожие на тебя… Сидит такой в конторе, придумает идею: тут ограничим, тут отрежем, тут закроем, а там откроем — ух, как потечет! Отрезали, ликвидировали, открыли, а оно и не капает. И с огородом так же. Кому вот польза, што огороды отрезали? Как кажуть: ни себе, ни людям.
Ничего не сказал Непорожний, но копать низ не стал, поосторожничал. Да и сыро еще было на низу. Пусть подсохнет, а там видно будет.
2
Иванов труд все-таки пропал. Купил он рассады, выждал, когда основательно потеплеет, и в свободный от работы денек пошел на огород. Но еще от сарая увидел: шагает кто-то поперек огородов с двухметровкой — меряет, а за ним двое то и дело кланяются земле — колышки забивают. За этими тремя, чуть приотстав, медленно двигалась еще группа мужиков. Иван бросил на землю рассаду, тяпку, спустился ниже по огороду, подождал землемеров, спросил:
— Што это вы за линию тянете?
— У них спрашивай, — землемер кивнул на отставших мужиков и пошагал дальше.
А когда подошли остальные, Иван не успел даже ничего спросить у них, как из толпы выскочил знакомый уже Ивану уполномоченный, закричал сердито:
— Вы зачем вскопали низ? Кто вам разрешил самовольничать?
— Он же все равно пропадает, — сказал Иван. — В прошлом году бурьян рос.