В. Г. Да, были, с его “Мессией”. И я написал:
С. С. Насколько я понимаю, к современной популярной музыке вы относитесь иначе, чем к классической. Напомню четыре строчки из вашего стихотворения, посвященного Визбору:
В. Г. Попса – это уже конец всему. Она отравляет людей бессмысленностью, болезненной физиологией и хамством. А разве музыка может быть связана с хамством? Про что поп-певцы поют? Не знаю, но про это не надо петь. Может быть, это я чего-то не понимаю, но, когда одна фраза повторяется пятнадцать минут нараспев: “А-а-а, а-а-а!..” – получается, что слушателям сегодня интересна чепуха какая-то.
С. С. Валентин Иосифович, а был ли в вашей жизни такой концерт, произведение, может быть, танец, впечатление от которого было настолько сильно, что вам не удалось его выразить словами?
В. Г. Был! Когда увидел Моисеевский ансамбль, я подняться не мог со стула, не мог понять, как это может делать человек. До сих пор, если показывают выступление ансамбля, я ахаю и зову всех: “Идите смотреть!” Потому что это невероятной силы и красоты искусство – то, что делают танцоры ансамбля имени Моисеева.
С. С. В вашем творчестве тоже есть совершенно неожиданный концерт невероятной силы – музыкально-поэтический проект с хором Минина. Как родился этот проект?
В. Г. Началось с того, что я, побывав на лекции Эдика Радзинского, написал так, шуточно, четыре строчки, ему посвященные[83]. Прочитал их Никите Михалкову, у которого тогда снимался. Михалков говорит: “Напиши пьесу”. А меня эта тема – Сталин и его место в истории – давно волновала. Когда-то, после смерти отца, я нашел у него в столе десять портретов Иосифа Виссарионовича, хотя отец не был таким уж крепким сталинцем. Тем более что у нас во дворе не было семьи, из которой кого-нибудь не забрали бы ночью… в общем, мы все были детьми врагов народа. И я действительно написал пьесу в стихах. А когда стали обсуждать будущий проект с Мининым, то сразу поняли друг друга. Он тоже считал, что Сталин, безусловно, это страшная фигура и в то же время неоднозначная, с ним ассоциируется победа над фашизмом. Так появилась композиция “Скажи, он дьявол или бог?..”[84]. Вы знаете, Минин – гений. Когда запел его хор – а у нас почти не было репетиций, – я отпал. Мне стыдно было начинать говорить словами после этого небесного звука.
С. С. А вы замечали, что, когда стихи звучат с подложенной музыкой и вообще когда текст ложится на музыку, он сразу приобретает какое-то другое значение?
В. Г. Не всегда, иногда музыка должна затихнуть, не мешать чистому звуку стиха.