Молодой режиссер Денис Азаров серьезно порезал текст, перевел большие смысловые куски в аудиофайлы и в титры на экране, чтобы театральное действие не превратилось в радиопостановку. В структуру спектакля вошла музыка Баха, Скарлатти, Шостаковича, Листа, а также изумительные “Венецианские строфы” Иосифа Бродского. Дина прилетела на премьеру и… разнесла нас если не в прах, то пух и перья из нас полетели! Главный посыл от автора был такой: уберите из спектакля онкологический диагноз и верните любовь! Сейчас, когда спектаклю более двух лет, когда вместо первоначально игравшего Константина Крюкова мужскую линию ведет великолепный Владимир Кошевой, когда мы вернули важные для Рубиной фрагменты текста, спектакль настоялся, ожил, стал полноценным!
Но, мне кажется, тогда, после премьеры, несмотря на все несогласия с постановщиком, Рубина была польщена. После спектакля, глядя на меня мудрыми темными глазами, она сказала: “А я отлично «монтируюсь» с Бродским!” И столько было в этих словах от юного Моцарта, любившего задавать окружающим вопрос “А вы правда меня любите?”!
Но, мне кажется, тогда, после премьеры, несмотря на все несогласия с постановщиком, Рубина была польщена. После спектакля, глядя на меня мудрыми темными глазами, она сказала: “А я отлично «монтируюсь» с Бродским!” И столько было в этих словах от юного Моцарта, любившего задавать окружающим вопрос “А вы правда меня любите?”!
Эта глава – мое признание в любви замечательной писательнице!
Эта глава – мое признание в любви замечательной писательнице!
разговор 2012 года
САТИ СПИВАКОВА Мы уже не раз говорили о неразрывной связи литературы и музыки. И сегодня в нашей студии человек, которому близки и музыка, и литература. Уникальная женщина. Писательница, без которой невозможно представить современный литературный ландшафт, как невозможно представить без музыки ее прозу. Дина Рубина. Здравствуйте!
ДИНА РУБИНА Здравствуйте.
С. С. Это, конечно, смешно, зачитывать вам отрывки из ваших же произведений.
Д. Р. Это даже жестоко.
С. С. Но в романе “На солнечной стороне улицы” я нашла один фрагмент и не могу не зачитать, потому что в нем настолько всё мне созвучно – такое впечатление, что это написала я сама.
Что может быть страшнее и нереальнее экзамена по фортепиано? Дребезжание рук, ускользание клавиатуры, дактилоскопические следы от вспотевших пальцев на узких спинках черных клавиш, оскорбительное забывание нот…
Поджелудочная тоска, тошнота в суставах, обморочный заплыв глаз – так, как я боялась сцены, ее не боялся никто.
Под этим я подписываюсь.