Д. Р. “Последняя роза лета”[97].

С. С. Да. Или Вивальди. У него потрясающие есть концерты. Но “Времена года” знамениты именно потому, что обозначено: вот тут весна, а вот тут зима.

Д. Р. Литература, слово – в широком понимании, всегда помогает публике в восприятии и музыки, и живописи, к сожалению. Грамотный человек, я имею в виду человек тонкий, в живописи ищет сочетания красок, а вовсе не сюжет. “Опять двойка”.

С. С. “Не ждали”.

Д. Р. Да. Серьезному, глубокому музыканту достаточно просто обозначения симфонии – первая, вторая, третья… А человеку без специального музыкального образования, который приходит на концерт слушать музыку, это многое дает, потому что “Весна”, “Осень” – это такие костыли, помогающие нашему воображению. “Полет шмеля”, например.

С. С. “Пляска ведьм”.

Д. Р. Тонкий музыкант будет слушать, скажем, Шёнберга часами, но прочесть “Капитанскую дочку” ему трудно. Бывает и такое, в конце концов.

С. С. Получается, что так.

Д. Р. А бывает и наоборот. Человек тончайшую литературу, и сложнейшую, и какую угодно модернистскую воспринимает, а “Полет шмеля” не постигает совершенно.

С. С. А ваш роман “Синдром Петрушки” – из чего он вырос?

Д. Р. Знаете, это тоже забавный случай. Написав “Почерк Леонардо”, я поехала в какую-то кинокомпанию обсуждать заключение договора на экранизацию романа “На солнечной стороне улицы” – повседневные дела, текучка. А перед этим я должна была встретиться с ребятами из небольшого кукольного театра. Они ставили какой-то спектакль с зеркалами, и, поскольку в “Почерке Леонардо” героиня тоже связана с зеркалами, они меня пригласили. Собралось человек тридцать, мы посидели, мило поговорили. Я говорю: “Ребята, пора уже ехать, я опаздываю, пробки в Москве…” Мне отвечают: “Хорошо, не волнуйтесь, вас отвезет наш Петрушка”. Ну Петрушка и Петрушка. Может, он Петя, не знаю. И его зовут: “Лёша, ты отвезешь Дину Ильиничну”. Когда мы уже сидели в машине, я спросила: “Скажите, Лёша, почему вас называют Петрушкой?” Он: “Потому что я Петрушка! Петрушечник. Вы знаете, что такое Петрушка?” Ну я изобразила жестом куклу на руке. И поняла, что сморозила что-то чудовищное. Он бросил руль. Стал рассказывать мне, что Петрушка – это трикстер, который родился еще в цивилизации майя. Целую лекцию прочел! Москва стояла, мы два часа ехали, я опоздала куда только возможно было опоздать, но была совершенно очарована этим человеком, с головой погруженным в свое искусство, в этих кукол. И мне пришло в голову – а я уже приступала к работе над романом “Белая голубка Кордовы”, – что когда-нибудь надо подумать о кукольниках. Они сумасшедшие – и это прекрасно.