С. С. И улица Росси[107].

С. В. Да. Улица Росси.

С. С. Итак, вы поступили в Ленинградскую консерваторию, потом закончили аспирантуру при ней – все это по классу скрипки. А в какой же момент вы поняли, что ваше оружие – это все-таки пишущая машинка, авторучка и бумага, а не скрипка и смычок?

С. В. Пишущая машинка точно исключается. Я никогда не учился печатать. Все пишу от руки. А конкретный момент помню очень хорошо. Я уже делал интервью с разными выдающимися личностями нашего времени. И вот напечатал в рижской газете интервью с Андреем Андреевичем Вознесенским. Вскоре после этого вышел сборничек Вознесенского, где он это интервью воспроизвел как свой авторский текст, слово в слово. И я понял, что у меня получается – записывать за человеком так, что ему не нужно ничего ни вычеркивать, ни вставлять; он воспринимает то, что я сделал, как собственный текст. Он доволен моей работой. От такого человека, как Вознесенский, это высший комплимент. И я прекрасно помню, как подумал, что играть на скрипке я буду всегда номером два вслед за Владимиром Спиваковым, а в этом деле могу быть номером один.

С. С. Хочется спросить, это комплимент или повод для драки? То есть, по сути, из-за Владимира Спивакова вы перестали играть на скрипке?

С. В. В значительной степени да. Потому что передо мной все время маячила такая глыба.

С. С. Хорошо, ответ принимается. То, что вы делаете с тех пор, это, на мой взгляд, соединение литературы, журналистики, живого общения и непосредственного восприятия события, не важно, произошло ли оно вчера или много лет назад. В этом-то и секрет громадного интереса читателей к вашим интервью. Это дар с большой буквы “Д”.

С. В. Но не “Дар” Набокова.

С. С. Не Набокова – ваш. И все-таки – не жалко было бросать музыку?

С. В. Я ведь неплохо играл на скрипке, Володя мне об этом всегда напоминает. Я даже концерты сольные давал. Когда я перебирался в Нью-Йорк, скрипку захватил с собой. Думал, если понадобится зарабатывать деньги, возьму скрипочку и… Но, вы знаете, ни разу не открыл футляр. Почти сорок лет, как я приехал в Америку, футляр закрыт. Даже потребности музицировать для себя не было никогда. При том что у меня дома рояль – жена моя пианистка, она играет.

Я не рискую называть себя писателем. Это что-то другое, наверное. Вы правы, то, чем я занимаюсь, состоит из двух половинок. Одна – это беседы с великими людьми, с которыми мне повезло встретиться и вступить в сотрудничество. Такими как Дмитрий Дмитриевич Шостакович, Джордж Баланчин, великий хореограф русско-американский, Иосиф Бродский, Натан Мильштейн – замечательный скрипач, тоже русско-американский. Как видите, за исключением Шостаковича, с которым книгу я сделал еще в Советском Союзе, хотя напечатал ее уже в Америке, остальные, кого я перечислил, – выходцы из России, с которыми я повстречался на Западе. Причем иногда в очень любопытных обстоятельствах. Мы, может быть, еще поговорим об этом.