С. С. Обязательно.

С. В. А другая часть моей работы – это действительно попытка восстановить связь времен. Хотя, конечно же, разговор с этими великими персонажами – уже попытка восстановить связь. Например, когда я делал книгу с Шостаковичем, он разгневанно, резко отзывался о Сталине, что и понятно, поскольку диктатор исковеркал всю его жизнь. Шостакович в книге говорит, что Сталин не разбирался в музыке, ничего в ней не понимал. Это вроде бы не соответствовало реальным фактам. И я в качестве комментария к этой книге написал отдельную книгу под названием “Шостакович и Сталин”. Где попытался на основе опубликованных к тому времени документов восстановить более объективную картину взаимоотношений между ужасающим тираном и великим композитором, рассказать, как на самом деле протекала их постоянная схватка, постоянное сражение.

С. С. Коль мы заговорили о Дмитрии Дмитриевиче Шостаковиче, я бы хотела вот что спросить. Ваше знакомство состоялось после того, как он написал предисловие к вашей первой книжке “Молодые композиторы Ленинграда”.

С. В. Да.

С. С. После этого вам удалось собрать драгоценную росу его свидетельств и написать “Шостакович и Сталин”. Связан ли ваш отъезд на Запад отчасти с невозможностью опубликовать эту книгу здесь, в России?

С. В. Напрямую. Собственно говоря, по этой причине я и покинул Россию. Опубликовать такую откровенную, яростно антисталинистскую книгу, какой были мемуары Шостаковича, мной записанные, было просто невозможно. Тогда, в 1970-е, страна как бы колебалась. Не знаю, помните ли вы выступление Брежнева на одном из партсъездов, когда отмечалась какая-то юбилейная годовщина Великой Отечественной. Брежнев по ходу дела упоминает имя Сталина, и зал, состоящий из номенклатуры, взрывается аплодисментами. Аплодируют так долго и настойчиво, что Брежневу становится неудобно, и видно, что он хочет прекратить эти аплодисменты, а они не прекращаются. В стране тогда сложилась такая обстановка, что ни люди, ни руководство не понимали, что же им делать с этой горячей картошкой – с именем Сталина, как к нему теперь относиться. И раскачивание лодки в любом направлении, мягко говоря, не приветствовалось. Дмитрий Дмитриевич очень хотел увидеть эту книгу опубликованной и выразил пожелание, чтобы я это сделал, если возможно, на Западе. Возложил на меня эту миссию. Мне удалось издать ее уже после его смерти.

Это, что ни говори, поломало всю мою жизнь.

С. С. И пустило жизнь по другой траектории.

С. В. Да, всё пошло совершенно по другому руслу. Но я не сожалею о выпавших мне испытаниях.