— Ты думал об этом? — переспросила Вера у мужа.

Сосновский кивнул головой и погладил ее руку.

— Вот какие у меня мужчины, Ниночка! — похвалилась Вера соседке, лежавшей напротив.— Нравятся?

— Не нужно так много говорить,— мягко, но слишком поспешно попросил Сосновский.— Нас ведь в другой раз не пустят.

— Хорошо, Максим, — послушалась она. — Хоть… хоть я и не маленькая…

Боль, сдавалось, то пронизывала насквозь, то разрывала живую ткань мозга. В ушах непрерывно шумело. И этот шум также причинял боль, надрывая сердце. Но Вера не стонала и даже делала вид, что спит. Она боялась, чтобы ее перевели в изолятор или не сделали укол, после которого потеряешь сознание. Первое и второе сейчас казалось концом. И, наоборот, верилось: пока она здесь, в палате, среди знакомых, пока чувствует эту боль и думает о своем, ничего ужасного с ней не случится. Да и как оно случится, раз ты все видишь, слышишь, осязаешь, если вокруг тебя живые люди.

Но когда няня потушила свет и словно растаяла в дверях, силы вдруг оставили Веру. Понимая, что, лежа на спине, она не вытерпит и закричит, Вера отчаянным усилием заставила себя повернуться на бок, сунулась лицом в подушку и закусила зубами наволочку.

Так, борясь с болью, она пролежала около часа, потеряв ощущение времени.

О чем она думала? Мысли всплывали неожиданно, без видимой связи. А если и была какая-то связь, то только в одном: все, о чем думала Вера, так или иначе касалось ее самой. Вспоминался Юрий, и она горевала, что сын в жизни беспомощен без нее. Что он может сам? Его же сразу затукают. А она, вместо того чтобы воспитать в нем самостоятельность, опекала его, как младенца.

Вспоминались первый муж — скучный дома и одержимый на работе, роман с его начальником, и ей представлялись далекие картины. Потом мысли незаметно переходили к Сосновскому, и горькая утеха заслоняла всё: он добрый, любит ее, жить с ним легко. А она? Если над мужем нависала беда, делалась преданной, полной забот в хлопот о нем. Когда же опасность миновала, снова начиналось прежнее: мелкое соперничество, желание поставить на своем, сделать так, чтобы муж служил семье, не считаясь ни с чем.

На ум приходили дочери, а с ними и собственное детство. Ее отношение к родителям, кажется, было более теплым, чутким. А как все это необходимо матери, отцу, дорого им! Соню с Леночкой нужно еще наставлять и наставлять. Потому она обязана жить, жить, чтобы исправить свое никчемно и позорно прожитое житье. Первый муж упрекал ее когда-то в эгоизме, в гаденьких, только своих расчетах. Но тогда она отвечала ему, что делает это для блага семьи, сына, что она не героиня, а простая женщина, мать. И вот — пожалуйста!.. Лучшие чувства, материнскую любовь она истратила бог весть на что! И нечего обманывать себя — сын растет безвольным, самолюбивым приспособленцем. Дочери — избалованными ленивицами. А сейчас, когда пришли просветление и мудрость… Неужели поздно?..