Она стала такой же, как он.

Это никогда не было так очевидно.

Как мужчина, которого она ненавидела больше всего на свете.

– Ведь поэтому мы стали полицейскими в первую очередь. Правда? – Он нежно погладил ее по щеке тыльной стороной ладони. – Не потому что мы хорошие и хотим сделать мир лучше. Точь-в-точь как у военных. Никто из них не хочет мира на земле. Напротив, им он бы так надоел, что вскоре они бы начали стрелять друг в друга. Ты и я, мы точно такие же. Быть на правильной стороне и работать на благо – звучит, может быть, неплохо, и большинство наших коллег говорили и повторяли так много раз, что в конце концов сами начали в это верить. Но правда, если уж мы говорим о ней, заключается в том, что нас всегда влекло зло. Разве не так?

Она снова кивнула, и он наклонился.

– Близость к запретному.

До самого низа.

– Борьба жизни и смерти.

Лицо к лицу.

– Вкус крови и трупный запах.

Дыхание к дыханию.

– Чем ближе, тем лучше.

Она открыла рот, слилась с ним в поцелуе, позволив его языку проникнуть внутрь. Сначала его язык трепетал, как будто не хотел быть слишком настойчивым, как будто не смел поверить, что на этот раз все по-другому. Что ей больше всего хотелось, чтобы он поиграл с ее языком и не боялся занять место. Осмелился ее заполнить. Так что он наконец расслабился и решился. Она ответила и показала сопротивление. Именно то, чего хотел Слейзнер.

Она не могла вспомнить где, но где-то она читала, что челюстная мышца была самой сильной мышцей в человеческом теле. Даже мышцы ног, которые были намного больше, не могли с такой же силой воздействовать на внешний объект. Тем не менее, ее удивил внезапный вкус крови, когда ее зубы впились в него, в его язык.

Такую же реакцию у нее вызвал его неконтролируемый крик. Она была не готова ни к этому, ни к его яростным попыткам вырваться. Но больше всего она была не готова к собственной реакции. Что она не разжала зубы, а все глубже и глубже проникала ими в его плоть. Как без проблем дышала через нос, чтобы глотать его кровь, не захлебываясь.

Он был совершенно прав, успела она подумать, прежде чем сжала зубы в последний раз. Прав в том, как зло делало ее самой собой и позволяло наслаждаться его страданиями.

Она выплюнула кончик языка. Поразительно, насколько маленьким он казался, когда упал на бетонный пол в луже крови. Маленький в сравнении с криками Слейзнера, который стоял на коленях, засунув руки в окровавленный рот, как будто ему нужно было потрогать пальцами, чтобы понять, что произошло. Пронзительные бессловесные крики, которые были настолько наполнены болью, что она распространилась и на нее.