Промах был ее шансом атаковать. Но ничего так и не вышло, когда она увидела изогнутое лезвие, сверкнувшее у него в руке. Боевой нож, которым он угрожал ей при задержании.
Тут она обнаружила разрез на животе.
Сначала в виде тонкой линии.
Вскоре повсюду была кровь.
Но она ничего не чувствовала. Пока не увидела разрез длиной в несколько дециметров, который пробил не только толстовку и футболку, но и кожу, обнажившую большую красную рану до самого желудка и кишок.
Она рухнула на пол, обхватив руками вскрытый живот. Кровь повсюду. Стремящиеся наружу органы. Все более размытый Слейзнер подошел к ней.
– Вау… красиво… – сказал он. – Настоящее кесарево сечение… Жаль, что ты не была беременна. Получилось бы убить двух зайцев одним выстрелом.
Она слышала его смех, как после плохой шутки по телевизору.
– Если бы только ты меня послушала, – продолжал он, присев вниз к ней. – Если бы ты только приняла зло и дала бы ему решать самому.
Она видела, как он приближается. В то же время он становился все более размытым, как будто сливался с серым цветом.
– Но ты не смогла. Ведь так? Хотя ты все понимала, но не могла не протянуть руку.
Она пыталась что-то сказать, но ничего не выходило. Ни намека.
– Несмотря на то, что ты знала, что все так закончится, ты так хотела почествовать свою добродетель и с чистой совестью смотреть на себя в зеркало.
Теперь она больше не могла его видеть, только ощущать его присутствие, хотя едва. Как будто все чувства вытекали из нее, одно за другим.
– Как, например, когда бросаешь монету какому-нибудь бездомному и чувствуешь себя таким хорошим и прекрасным, что чуть не лопаешься. Жалкое зрелище, вот что это такое. Жалкое и такое же блевотно-слащавое, как когда запихнешь в себя два кило конфет.
Смутно она чувствовала, что где-то рядом с ней в флуоресцентном свете поблескивает изогнутое лезвие.
– Так что ты не заслуживаешь ничего, кроме как перестать существовать.
Но как только он опустил руку и прижал холодное лезвие к ее голой шее, она сдалась и потеряла сознание.
– Исчезнуть в небытие. Всеми забытая.
Поэтому она не услышала ни выстрела, ни пули, которая, как чужой, вырвалась из его лба и оставила после себя открытый кратер.