Свейн покачал головой, пока жевал, потом проглотил кусок шпика, сделал большой глоток и уставился своими маленькими, глубоко посаженными глазками на Хальвара.
– Нет, не обещаю. То, что я могу пообещать тебе, Хальвар Бродяга, так это то, что Сигурд, сын Буи, и его люди будут моими пленниками до тех пор, пока не освободят Торкеля Высокого с его людьми.
Меня осенило – Вагн и Хальвар знали, что Свейн ответит именно так. Почему он должен был выполнять требования, когда у него самого были пленники и он мог использовать их в переговорах?
– Если Сигурд, сын Буи, остается, никто из нас не покинет это место тоже. Мы, йомсвикинги, не бросаем наших собратьев по оружию… – Хальвар скрестил руки на груди и прямо посмотрел на Свейна: – …у врагов.
Свейн отпил из рога:
– Тесно вам будет в длинном доме. Вам придется ложиться вповалку, и ноги одного будут касаться бороды другого.
Хальвар не стал отвечать, широко расставил ноги, казалось, он осмелел и принял твердое решение. Мне бросилось в глаза, что его сапоги были в крови, которая сочилась из земляного пола.
– Пусть будет так, – произнес Свейн. – Но я хочу отправить одного из твоих людей в Йомсборг с
– Мы можем отправить одного человека, – ответил Хальвар. – Но не больше.
Когда Хальвар повернулся и указал на меня, я вздохнул с облегчением, но был крайне изумлен. Ведь я был самым младшим, хотя Хальвар знал, что я умею управляться с лодкой.
– Мальчик может поехать. Торстейн Тормудсон его зовут.
Свейн отставил рог: «Решено. Кто-нибудь выведите его и дайте ему шнеку. О еде он позаботится сам. Вы, йомсвикинги, жрете как кони и срете так же…» Свейн расхохотался над таким сравнением, сделал еще глоток из рога и сосредоточился на мясе кабана. «Иди садись, Хальвар. Хватит с меня. Устал я от вас, всех вместе. Сидите тихо, пока я не отправил вас всех к Хель». Это было последнее, что сказал Свейн, а потом запихал очередной кусок мяса в свою пасть. Я почувствовал чью-то крепкую руку на своем плече, один из людей Свейна подошел ко мне и потребовал, чтобы я следовал за ним. Хальвар кивнул мне, давая понять, что так оно и должно быть. Меня вывели из палат, и я пошел за дружинником вниз к реке, оставляя крепость позади себя. Мы шли по течению реки в ночной темноте, сверчки стрекотали так громко, что я даже не услышал сначала, как воин произнес: «Эта», показав вниз на воду. То было единственным словом, произнесенным им, потом развернулся и пошел обратно в крепость. Я постоял немного на бревенчатом причале, сел в шнеку, отдал концы, достал весла и начал грести.