Елица даже улыбалась чему-то, перебирая и аккуратно укладывая в своей суме вещи, переворошенные за день.

— Хорошо, что ты хоть немного успокоилась, — Леден встал перед ней, вытирая руки тряпицей, только что вернувшись после умывания. — Осмыль — крепкий мужик и толковый воевода. Он нам обязательно поможет и поддержит тебя.

— Было бы у него войско, а то ведь и без того побили их хорошо последние седмицы, — Елица подняла взгляд на княжича. — Но что он попытается всеми силами помочь, в том я не сомневаюсь.

Леден прищурился слегка, будто увидел что-то на её лице.

— Да ты никак влюблена в него была когда… — усмехнулся. — Никогда не слышал, чтобы тепло так о других воеводах говорила.

— А я никогда не слышала, чтобы ты ревновать умел.

Елица встала, подняла было суму с колен, да княжич перехватил и в сторону, на скамью у стола, отставил, будто тяжесть неслыханная.

— Так влюблена была? Или нет? Скажи, — он подошёл близко-близко, провёл ладонями по талии.

И в голосе — ни тени подозрительности или злости невольной — ласка одна и любопытство мягкое.

— Как было мне зим двенадцать… Может, и была, — Елица шагнула ему навстречу, окунаясь в прохладу его рук — приятную, будоражащую. — Да тебе что с того сейчас? Твоя вся…

— Просто порадоваться вдругорядь, что моя, — княжич улыбнулся хмельно и губами к губам её прижался.

И полетела одежда, сдёрнутая в пылу, ворохом на пол: понёва, рубаха его и её, порты. Скрипнула лавка, не привыкшая к тяжести двух тел, как опустились они вместе на неё, крепко стискивая друг друга в объятиях. Елица вдавилась сильней саднящей в ожидании ласки грудью в его, твёрдую, что плиты каменные. Потёрлась, будоража соприкосновением с кожей его вершинки сосков. Всхлипнула тихо, как скользнул он легонько пальцами между ног, проверяя, готова ли. Подалась бёдрами, позволяя проникнуть, давая почувствовать, что изнывает вся. Но он не торопился, словно хотел, чтобы раскалилась совсем, вспыхнула в его руках, как береста.

Елица обхватила его лодыжками, чувствуя, как наконец входит он, не быстрым рывком, а осторожно, словно даже самую малую боль причинить боится. Каждый раз. И как тело принимает его, отзываясь лёгкой дрожью наслаждения.

Шершавые ладони скользили по груди, тёплое дыхание — по ложбинке, по влажной от испарины коже. И язык за ним — медленно, протяжно. Глухо и томно сотрясали тело толчки, размеренные, глубокие — навстречу друг другу. Словно лавой застывало сплетение тел — крепкое, как звенья кольчуги. Гладкая влажная кожа Ледена стелилась под ладонями — Елица провела по ней губами, ощущая горьковатую соль её. Буря упругих мышц перетекала угрожающе мягко и в то же время ласково, подчиняясь её рукам. Шея, плечи, спина — широкая, гибкая. Пройтись вдоль неё пальцами, ощущая позвонки — до помрачения в голове, до стона. Рывок к нему бёдрами — другой, третий — принять его ещё полнее, до самого конца.