Как и в случае писем Иксиона, я подошел к столу с письменными приборами, где хранились печати и воск. Медленно, насколько мне позволяла моя дерзость, я положил письмо на стол и начал аккуратно разворачивать его.
Письмо гласило:
Возможно, я должен был удивиться. Но вместо этого у меня создалось впечатление, что этого приказа я ждал всю свою жизнь.
Я сложил письмо и запечатал его. Когда повернулся, чтобы отвесить поклон, я встретился с ее взглядом.
Ее лицо ничего не выражало.
Знает ли она, что я умею читать?
Возможно, это было чем-то вроде помощи от дочери басселианского Божественного Короля крепостному, что казалось маловероятным?
Или, может, она была более жестокой, чем Иксион, раз показывала мне ордер на собственный арест?
Или она была настолько извращена, что прикидывалась, будто не знает, что я умею читать…
Но сейчас не было времени гадать.
Покинув ее покои, я сорвался на бег.
Мы с Энни вместе отправились на Бесплодные Дюны, чтобы дождаться Гриффа: фальшивый намордник и амфора Алетеи были завернуты в одеяло и уложены в седельную сумку вместе с хворостом для костра. Когда я спросил, поедет ли Пауэр, Энни поджала губы.
– Нет, – ответила она. – Не думаю.
Во впадине между двумя дюнами, с защищенной от ветра стороны и свободной от снега, мы сложили поленья, и Аэла разожгла огонь. Здесь, в укрытии недалеко от моря, было достаточно тепло, чтобы Аэла смогла вспыхнуть. Энни бросила на песок одеяло, на который мы сели в ожидании Гриффа, а Аэла и Пэллор свернулись рядом с нами. Энни рассеянно почесала Аэлу за рогами, а после потянулась к седельной сумке, прикрепленной к спине Аэлы.
– У меня есть кое-что для тебя.