– Им нравятся сувениры и магазины, – сказала Элизабет. – Люди на них просто помешаны. Когда я водила экскурсии в Национальную галерею или в галерею Тейт, некоторые норовили отбиться от группы и пройтись по магазинам. Вот зачем бы им сдались эти магазины, когда в других местах есть точно такие же?
– Шей Фергюсон собирался сделать ремонт в комнатах возле его жуткого гаража, чтобы сдавать их туристам. Интересно, воплотил ли он свою задумку, оставшись без закадычного дружка Тони?
– Тебе будет нелегко вернуться. Все будут на тебя глазеть, верно?
– Элизабет, честное слово, мне наплевать! Если они такие сплетники, что я и моя жизнь их интересуют больше, чем бедная маманя, то и черт с ними!
– Да я не про то. Я хотела сказать, что ты должна быть готова к бурным эмоциям. Более бурным, чем если бы ты все время оставалась дома.
– Да, я понимаю. Слава богу, ты со мной поехала, спасибо тебе большое.
– Для меня она почти так же важна, как для тебя.
– Я знаю. Маманя будет очень рада… – Эшлинг внезапно сникла. – Ну что за чушь, как она может умереть?! Она же не старая, ей даже шестидесяти нет, что за несправедливость…
– Эшлинг, перестань, хватит! Ты же не смотришь, куда едешь, ты нас всех угробить собралась? Этим горю не поможешь…
– Ты права, извини.
– Когда мы с ней встретимся, то должны быть сильными. Именно этого она бы хотела, верно?
– Да, она бы хотела снова увидеть нас в Килгаррете и чтобы мы вели себя примерно и всех ободряли. Именно так нам и придется сделать.
Они никому не говорили, в какое время приедут, и папаня не узнал взятую напрокат машину, когда она проехала мимо лавки. Они увидели, как он запирает двери. Отец сгорбился и выглядел постаревшим, лицо покрылось морщинами, волосы растрепаны.
– Эшлинг, прекрати! Помни, зачем мы приехали, – сказала Элизабет, и Эшлинг сжала задрожавшие губы.
Она вышла из машины как раз в тот момент, когда Шон тяжело зашагал к дому. Элизабет вылезла с другой стороны, держа на руках заснувшую Эйлин.
– Папаня! – позвала Эшлинг. – Папаня!
Элизабет шагнула перед:
– Дядюшка Шон, мы вернулись, чтобы показать Эйлин ее тезку. Мы подумали, она будет рада увидеть малышку и узнать, что ее имя не забудут…
Тут Шон не выдержал и прямо на площади, где все могли увидеть, разрыдался, как ребенок. Они похлопали его по плечам, сами дружно высморкались и предложили ему большой носовой платок, который Элизабет заметила выглядывающим из его кармана. Тогда Шон выпрямился, и они пошли домой.
– Можно нам остановиться в нашей старой комнате? – спросила Эшлинг.