«Дженна должна быть с ним, она наверняка сейчас с отцом», – отчаянно повторяла я про себя, словно молитву. Я представила, как дочка проснулась и увидела, что меня нет. Заплакала ли она? Испугалась? Пошла меня искать?
Ох, напрасно я была так уверена, что научила ее правилам безопасности, что Дженна все хорошо усвоила, что опасения Томаса напрасны – с ней ничего не случится. Сейчас, глядя на вольеры, я видела дырки в ограждении, сквозь которые легко мог пролезть маленький ребенок. Дженне было всего три года, мало ли что малышка могла натворить. А вдруг она вышла из дому и пробралась за забор?
Гидеон, с которым я связалась по рации, услышав страх в моем голосе, сразу же примчался на помощь.
– Проверь слоновники, – умоляющим голосом попросила я. – Поищи в вольерах.
Да, наши слоны работали с людьми в зоопарках и цирках, но это еще не означало, что они не бросятся на вторгшегося в их владения чужака. Кроме того, я знала, что слонихам больше нравятся низкие мужские голоса, а потому, говоря с ними, всегда старалась придать тембру хрипотцы. Высокие женские звучат, на слоновий вкус, нервно и ассоциируются с тревогой. Детские попадают в ту же категорию.
Я вспомнила историю про то, как один человек, живший на территории слоновьего заповедника, однажды пошел в буш вместе с двумя маленькими дочерями. Внезапно их окружило стадо слонов. Отец велел девочкам сесть на корточки и сжаться в комок, чтобы стать как можно меньше по размеру. «Что бы ни происходило, – велел он, – не поднимайте голову». Две самые крупные слонихи подошли обнюхать малышек, немного потоптались рядом с ними, а потом ушли, не причинив детям никакого вреда.
Но меня-то не будет рядом, чтобы сказать Дженне: «Свернись в клубок». И она не испугается, потому что видела, как я общаюсь со слонами.
Я заехала на квадроцикле в ближайший вольер – африканский: едва ли Дженна успела уйти далеко. Прокатилась мимо слоновника, пруда, пригорка, куда слоны забирались иногда в часы утренней прохлады. Остановившись на самом возвышенном месте, я достала бинокль и начала вглядываться в даль, насколько хватало глаз, пытаясь заметить какое-нибудь движение.
Двадцать минут я колесила по вольеру, готовая разрыдаться, думая, как объяснить Томасу исчезновение нашей дочери, и вдруг из рации сквозь помехи послышался голос Гидеона:
– Все в порядке, я нашел ее. Возвращайся домой.
Я пришла в коттедж и увидела свою дочь. Она сидела на коленях у Невви и лизала фруктовый лед – ладошки липкие, губы темные от вишневого сока.
– Мама, – сказала она, показывая мне угощение, – а я кушаю мороженое.