– Тебе повезло, юный ценитель прекрасного, я определился, – сказал он, и пальцы его устроились на ладах.

Юэн начал петь медленно, с чувством растягивая слова:

Выступать перед толпой, как ни странно, было проще, чем перед одним человеком, который сидел на расстоянии вытянутой руки и не отводил взгляда. Людей в клубе воспринимаешь просто как людей в клубе, даже если кто-то из них фиксирует внимание на одном из участников группы. Чувствуешь связь со всеми и ни с кем конкретно. Совсем другое дело, если поешь в маленькой компании или вот так одному человеку. Несколько другой набор эмоций. В студии на репетициях, играя не для участников группы, а с ними, тоже испытываешь иного плана ощущения.

Музыка была многогранным, обширным и глубоким увлечением Юэна. Он не мог сказать точно, когда у него появилось желание научиться играть на гитаре и начать петь. Всегда казалось, что просто слов недостаточно, чтобы что-то рассказать, передать чувства. Нужна красивая форма, нужен метафорический или философский узор, нужен эмоциональный груз. Слова без вложенной в них энергии – пустой звук.

Придерживаясь спокойного тона, Юэн допел первый куплет и припев. Иногда он опускал взгляд на гриф, помогая себе сконцентрироваться, так как давно не играл эту песню, хотя пальцы быстро все вспомнили, но в основном он смотрел на своего единственного слушателя.

Второй куплет требовал более сильной эмоции. Юэну всегда нравился этот момент: когда песня только начинала разгоняться, как мчащийся поезд, с каждой секундой набирая мощь. Это было похоже на растущий пик на прежде прямой линии, на некую потерю равновесия, на изменения, на зарождение сильных и искренних чувств.

Во многих песнях последний припев или даже чаще бридж можно было назвать самым высоким пиком эмоциональности. Во время исполнения внутри все настолько горело, что подобный эффект на этом отрезке песни появлялся сам собой. Во время исполнения этой песни сейчас, в доме-ловце-снов, Юэн испытывал эти ощущения в каком-то троекратном объеме.

Когда Юэн закончил петь и стих последний гитарный звук, он отложил гитару в сторону и, чувствуя, как пульсируют пальцы и вена на шее, посмотрел на Бернарда, ожидая его реакции на этот мини-концерт.

«Давай скажи уже что-нибудь».

Темно-зеленые глаза казались миниатюрным лесом, который поместили в две стеклянные бусины. Рот Берна чуть приоткрылся, между губами на секунду промелькнул кончик языка.

– Вау, – выдохнул он, посмотрев в сторону. Плечи его вздрогнули, а грудная клетка поднялась, будто он сделал первый в своей жизни вдох. – Это было очень… сильно. Намного сильнее, чем я слышал на концерте.