– Это ты.

Пенни говорит: «Да, дорогуша», и дядя Орвилл говорит: «А, ну ладно тогда», после чего мама начинает рассказывать всему столу про то, как Пенни помешалась на «Завтраке у Тиффани», пока ее наконец не перебивает моя трехлетняя кузина Хана: она решила, что сейчас идеальный момент для опроса на тему «кто победит в битве тигровой акулы и гориллы», и тогда ее младший брат Эли смахивает свой ужин прямиком на пол с высоты детского стульчика, тычет вниз пальцем и издает крик птеродактиля, будто не он сам только что уронил еду, и все это время дядя Орвилл озадачен, почему он Фред, а папа хлопает себя по лбу, потому что «недомассировал» осенний салат из кудрявой капусты, и… о, эта причудливая какофония застолья на День благодарения, песнь изящества и тонкостей.

В какофонии также участвуют сестра папы тетя Бекки и ее муж дядя Адам, чьи совместные усилия произвели на свет Ханну и Эли; Джасмин, приемная сестра мамы и дяди Орвилла, значительно младше их, студентка Чикагского университета (из-за относительно близкого возраста и очаровательного налета учености – она свободно употребляет слова вроде «мизансцена», «паралепсис» или «петрикор» – мне слегка неловко называть ее тетей), и ее новая спутница Ноэль.

– По сути это задумчивый спорт, – говорит дядя Орвилл.

Папа лукаво улыбается:

– А разве прыжки с парашютом считаются спортом?

Дядя Орвилл посылает ему взгляд, каким, должно быть, окидывает самолеты в на приколе.

Хотя дядя Орвилл – мамин брат, они с папой ведут себя так, будто выросли вместе: хорошо знают, на какие кнопочки друг у друга нажимать. Вот и сейчас, когда отец спрашивает Орвилла о «нюансах стратегии» прыжка из самолета, а тот просит у него рецепт «изысканной» чечевично-свекольной запеканки, я задумываюсь над семейными механизмами.

Сегодня утром мистер Элам появился вовремя, наша прогулка началась с фирменного «Чего застрял?» и закончилась на крылечке гостиницы. На мой вопрос про Найки – нравится ли мистеру Эламу кошка? – я получил в ответ всего-навсего короткий кивок и не удержался от легкого разочарования: меня расстроила не только сдержанная реакция старика, но и собственная наивная вера, будто кошка пробьет брешь в одиночестве мистера Элама. И опять я вспомнил наш уговор с Амброзией: «Начало хорошее».

Сейчас у нас за столом десять человек, девять из которых приходятся друг другу родней, и хотя кое-кто из них, бывает, доводит меня до белого каления, не могу отрицать, что они внушают мне чувство уверенности. Которое, насколько я могу судить, и является главной ценностью семьи: если с одним из нас что-нибудь случится, никто не останется в стороне.