– Психологическая травма, да еще психотропные препараты. К тому же людям свойственно подавлять шокирующие воспоминания, дорогая. Мы с папой считали твою амнезию подарком судьбы. Не могли поверить в свою удачу.

Джослин совсем растеряна. Похоже, она хочет выдавить из меня все, каплю за каплей. Сейчас это ни к чему – надо сообразить, что делать. Впервые в жизни чувствую, что не могу найти путь к спасению, и готова положиться на кого угодно.

Смотрю на фотографию Александера. Прости, любимый. Прости, что я оказалась настолько бессильной. Ханна все же победила.

Мы с дочерью и внучкой беззащитны перед шантажисткой, словно лисичка перед охотничьими псами. Я надеялась на свою хитрость, рассчитывала, что сумею запутать след и выиграть время, полагала, что смогу перехитрить противника. Вышло иначе: все ходы-выходы перекрыты. Это конец. Ханна права: мы полностью в ее власти.

– Дорогая, не поможешь мне подняться в спальню? У меня страшная слабость.

По лестнице мы идем осторожно. Я всем своим весом опираюсь на дочь. Боль все сильнее, да еще и постыдная история давит мне на плечи тяжелым грузом. Вина и горечь поражения переплетаются в груди в мертвый узел.

На лестничной площадке второго этажа стоит Ханна.

– Боже правый! – иронически ахает она. – Надеюсь, смогу привести вас в чувство: у меня родилась замечательная идея. Почему бы нам втроем не устроить ужин? Не просто обычный перекус на кухне, а настоящую праздничную трапезу в столовой. Представляете, все по высшему разряду, мы с вами в вечерних платьях… Неплохо звучит? Заодно обсудим планы на будущее. Я тут немного поразмыслила и придумала несколько шикарных вариантов для нашей комбинации с шедеврами мирового искусства.

Мы с Джослин останавливаемся на верхней ступеньке. Я перевожу дух, а Ханна улыбается. Настал момент ее торжества. Злобного торжества.

– Итак, что вы думаете? – спрашивает она.

– Почему бы и нет? – отвечаю я. – Было бы замечательно. Предоставь организацию ужина мне.

– Как спланируем? Напитки в восемь вечера, в голубом зале? А затем ужин?

– Именно так.

Джослин сжимает мне руку, и я кривлюсь от боли. Она словно не замечает и, перешагнув порог моей спальни, шепчет:

– Я в этом не участвую!

– У нас нет выбора. Что мы с тобой можем сделать? Нам следует думать о Руби…

Сажусь на край кровати. Сейчас легла бы и уснула, и пропади все пропадом. Что это у меня под рукой? Ага, пилюля. Показываю ее дочери.

– Я все время прятала обезболивающее в коробке для салфеток. Слишком сильное средство, не хотела их больше принимать. Потом, когда сломала запястье, коробку достала, но часть пилюль исчезла. Боюсь, что Ханна пичкает этой гадостью Руби. Заметила, как твоя дочь изменилась в последнее время? У нее постоянная усталость, а ведь она всегда была так подвижна… Знаешь, я подозреваю, что тридцать лет назад Ханна и тебе подкладывала в еду сильнодействующие препараты. Мои подозрения только усилились, когда я нашла у нее в комнате пустые флаконы от медикаментов.