Я мотаю головой.
– Нет. У нее была с собой эта фотография. Она сама показала ее мне. Это Софи.
Она наклоняется к альбому, придерживая Эви одной рукой, и переворачивает страницы, пока не находит нужную фотографию. Она показывает другое детское фото.
–
Я достаю фотографию, прикладываю к той, которую носит с собой Хлоя, и сравниваю их.
– Даже в младенчестве они были совсем не похожи, – говорит Хелен. – Когда родилась Софи, Хлоя очень изменилась. Она возненавидела Ричарда за то, что он завел еще одного ребенка. Мать свою она тоже возненавидела, но ее она не переносила всегда. Всегда. Она ненавидела всех, кто любил ее отца и кого любил он. Хотела его только для себя, и точка.
Рыбки. Ричард любил рыбок. Он дал им имена и относился к ним как к домашним питомцам. Он отвел Хлою к пруду и показал, как кормить их.
А теперь их нет.
Я вспоминаю тот момент, когда Хлоя тыкала фотографией в лицо Ричарда.
Хелен гладит Эви по голове.
– Не думаю, что он вообще сообщил ей про Эви. Он говорил, что собирается, но хочет подождать, пока она родится. Продолжал находить оправдания, и я понимала, что несмотря на всю свою мнимую убежденность, будто Хлоя – идеальный ребенок, в глубине души он понимал, что у нее не все в порядке с головой. Ричард просто не мог себе в этом признаться. Это была слишком чудовищная мысль. Но какая-то его часть уже приняла это, и эта часть не хотела, чтобы Хлоя знала про Эви.
Мне на ум приходят странные слова, которые произнес Ричард, стоя на коленях и умоляя сохранить ему жизнь. Тогда я их не поняла. Не думала, что он обращался ко мне. Посчитала, что они адресованы Хлое.
Я достаю телефон.
– Простите, Хелен, я отлучусь на секундочку. Нужно сделать звонок. – Она хмурится, но в этот момент Эви дотрагивается до ее лица, и Хелен снова улыбается.
Я вожу по экрану дрожащими пальцами и звоню нашему юристу Соломону. Он отвечает после первого гудка.