Ему каким-то образом удается перевернуть наше «собеседование» с ног на голову – и вот уже сам Хибики задает вопросы обо мне. У него как будто совершенно искренний интерес к моей жизни. «Что же подвигло вас стать переводчиком? Что заставило взяться за изучение японского языка? И как вам живется в Японии? Что изначально привело вас в нашу страну? И как вам, сложно жить за рубежом? А вы всегда мечтали переводить художественную литературу?» – Он засыпает меня вопросами, одним за другим, все это время поглаживая кота и попивая кофе, глубокомысленно кивая на мои неуверенные ответы. Как ни странно, его пытливое общение действует на меня успокаивающе, и моя взволнованная, с запинками японская речь постепенно делается ровной и текучей.

Мне он рассказывает о том, как покинул Японию.

– Бо2льшую часть своей взрослой жизни я провел за границей. В основном потому, что никогда не чувствовал себя здесь комфортно, на своем месте. Отец мечтал, чтобы я стал врачом, однако меня всегда манило искусство. Особенно графика и дизайн! Я мечтал стать художником манги, но отец никогда бы этого не допустил.

– Так вы рисовали мангу? Как и Кё?

– Я никогда не был настолько талантлив, как он, – усмехается мой собеседник. – Хотя мучился той же проблемой: мне с трудом удавалось закончить начатое. Мать делала все возможное, чтобы поддержать мое стремление к мечте, но это давалось ей непросто. Она яростно спорила с отцом, чтобы он позволил мне поступить в колледж дизайна в Токио. Подозреваю, это и явилось началом моих странствий подальше от Японии и от отца. С матерью я поддерживал переписку, и все же отчасти я чувствую себя безмерно виноватым, что оставил ее тогда.

Сделав большой глоток кофе, Хибики продолжает рассказ:

– Впрочем, я так и не смог отказаться от своего желания сочинять истории. О, как же мне хотелось что-то создать! Что угодно! Но только нечто цельное, полностью завершенное. Однако всякий раз, как я садился работать, меня охватывала жуткая паника из-за того, сколько еще предстоит сделать и что подумают об этом другие люди, и у меня будто отнимались руки. Между тем моя дизайнерская деятельность за границей быстро пошла в гору, и с каждым годом становилось все сложнее заниматься чем-то более личным. А потом заболела мама, и я вернулся в Ономити, чтобы быть возле нее и за ней ухаживать. Я чуть ли не все время проводил в больнице возле ее койки, надеясь и молясь, что она поправится. На тот момент я уже долгое время не занимался мангой, однако теперь начал писать коротенькие эпизоды про Кё и Аяко. И я зачитывал их матери, сидя возле ее постели. Писал я все это главным образом для нее. Она всегда увлеченно читала книги, но к концу жизни маме становилось все труднее концентрировать внимание.