Послесловие переводчика

Послесловие переводчика

Впервые я встретилась с Хибики у него дома в Ономити. Там же я – уже лично – познакомилась с его близким другом Хенриком, а также с их верным приятелем – одноглазым черным котом Колтрейном.

– Этот дом достался мне от матери, – объясняет Хибики, провожая меня внутрь, когда я останавливаюсь, чтобы разуться у входа. – Она отписала его мне в завещании.

Бо2льшую часть своей жизни он провел в Скандинавии, однако перебрался в Ономити, когда мать Хибики тяжело заболела. Всерьез взявшись за дело, отремонтировал и частично перестроил старый дом и теперь оказывает местным домовладельцам услуги по реновации их жилищ: сочетая традиционное японское столярное мастерство со скандинавскими строительными методиками, стараясь вдохнуть новую жизнь в стареющие здания городка.

Домик чист и любовно ухожен. На стене гостиной, на сплетающихся между собой в характерной конфигурации полках, хранятся виниловые пластинки, книги, компакт-диски. Хенрик приносит нам кофе во френч-прессе и удаляется в другую комнату. На стареньком проигрывателе крутится пластинка – негромко играет классическая музыка, и я задаю Хибики все накопившиеся у меня вопросы, а он неторопливо, задумчиво поглаживает кота. За окном идет снег, и из гостиной виден прекрасно ухоженный японский сад со старым прудом и неизменным кленом, облетевшие ветви которого сейчас покрыты снегом. Впервые за многие месяцы – а у меня выдался долгий и очень трудный год! – я чувствую, как будто что-то внутри высвобождается, словно наконец расслабляется давно напрягшаяся мышца. Рядом с Хибики я чувствую покой и умиротворение.

Хибики – довольно пожилой мужчина. Одет он в рубашку с блейзером и слаксы. У него целая копна густых седых волос и аккуратно подстриженная белая бородка. А смех у него низкий, густой и очень заразительный. Его манера держаться сразу же напоминает Сато из книги, и когда я проговариваюсь об этом, Хибики, тихо хохотнув, с улыбкой говорит:

– О-о, так вы это заметили?

Он исключительно вежлив и скромен. Говорит, что даже не ожидал, что его «Всплеск воды» будут читать хотя бы на японском, а уж тем более – в переводе. Еще в начале разговора он небрежно упоминает, что до сих пор не понял, с чего это я вдруг решила переводить его сочинение.

И это больше всего поражает меня в нашей беседе: он вообще не заговаривает ни о своей повести, ни о переводе, который я уже успела сделать. Естественно, я приехала полностью готовой к вопросам и ответам по поводу произведения, и где-то в глубине души не отпускает напряжение: мне необходимо получить от него разрешение на публикацию, и я уверена, что он непременно спросит о каком-то сложном японском слове или предложении, что поставит меня в тупик, покажет мое невежество, мою некомпетентность. Однако у меня складывается впечатление, что он даже не ознакомился с теми фрагментами, что я присылала.