При этом он, похоже, отнюдь не пытался обмануть слушателей или сбить их с толку, говорил спокойно, уверенно, как делегат, предающийся воспоминаниям о съезде, в котором участвовал сам. Создавалось впечатление, что он, возможно, искренне верит в то, о чем вещает. Явный бред наводил бы, разумеется, на мысль о шизофрении, но в таком случае где прочие признаки этого распространенного психического заболевания?

Между тем Шоукросс подошел к тому моменту, когда решил «сделать все сам… стать армией из одного человека».

– Вы хотели убить их всех? – спросил Краус.

– Да… по-своему… Они не знали, что я приду… Я расставлял ловушки, расстреливал их, пользуясь самодельным глушителем.

– Вы хотели стать терминатором-одиночкой?

– Да.

Он рассказал о том, что поначалу состоял в группе по связи с гражданской администрацией, а в итоге стал тем, за чью голову после захвата в плен северовьетнамского лейтенанта была объявлена награда в полторы тысячи долларов.

– У этих коротышек были при себе маленькие арбалеты, они стреляли бамбуковыми штучками. Чтобы пристрелить меня, многого не требовалось.

«Коротышки с отравленными стрелами, – подумал Краус. – Интересно, чем это кончится? Наградит ли он себя Почетной медалью Конгресса?

– У нас там были 155-е и бронетранспортеры, разные подразделения и вертолетная площадка, – продолжал Шоукросс, – и я обычно ходил один со всем своим снаряжением. Как бойскаут с рюкзаком. Брал с собой М-16, семь или восемь патронташей с боеприпасами, иногда гранату или пластиковую взрывчатку С-4. Уходил с базы один… как на охоту.

– Вы были в некотором роде одиночкой? – спросил Краус.

– Ну да, – охотно согласился Шоукросс.

– Никаких приятелей не брали с собой?

– Нет.

Он рассказал о напряжении и тревоге, которые испытал, вернувшись домой с войны.

– Если я видел приближающуюся машину с включенными фарами, то прятался в кусты. Почему, черт возьми, машина едет по дороге? На дороге не должно быть машин. У меня начиналась паранойя.

– Кошмаров, как я понимаю, не было? Снов о пережитом?

– Никакие кошмары с убийствами меня не мучили. Порой снилось, что попадаю в плен.

Такая избирательность сновидений вызывала у Крауса сомнения. Он спросил, тревожат ли его кошмары сейчас.

– Вообще-то нет, – заявил убийца. – В «Грин-Хейвене» я около восемнадцати месяцев посещал сеансы психолога, и это помогло.