прозаРастворяясь в пескахстр 203
Светлый фон
Смех – это отличительная черта человека, он научился смеяться и научил других. Наверное, были времена, когда он этого не мог. Не радовался рождению ребенка и не грустил о смерти любимого. Тогда пришлось отделить одно от другого – так, чтобы человек мог радостью ответить на радость и обрел бы способ преодолеть несчастье. С тех пор, наплакавшись, он становится радостным, а когда смеется – само собой радостный. Животные тоже освоили эту премудрость, живя с ним. Домашняя собака не просто виляет хвостом, но и начинает смеяться с соответствующим выражением морды, а ее уличные собратья по-прежнему угрюмы. Кошка так и не стала домашней, иначе и она бы хохотала. Кот Алисы наловчился улыбаться. Все дело в самоуверенности, которая вырывается со смехом. Другое дело, что, как это случается со всем подряд, улыбку используют не по назначению, и сейчас она бродит по улицам, разнузданная, дурная, подлая злодейка, раздающая пощечины, ввергающая в несчастья и причиняющая боль, – смех остался, а сострадание исчезло.

Но улыбка Дочери, а вместе с ней радость, легкость и все остальное исчезло, осталось только раздражение на саму себя. Пока она добавляла в дал приправу из чеснока и чили, на языке у нее вертелось: «Это я? Тогда кто я? Когда я стала мной? Когда стала жить в этом доме? Кто была эта женщина или та? Которая погрязла в попытках стать идеальной хозяйкой и сделать все возможное для своего потомства, нет, Мамы, а потом стала раздражаться на поцелуи К. К, а потом на саму себя. Которая из-за кулисы подслушивает разговоры Рози, Разы, Мамы и без возражений смотрит, как родственники открывают все ящики и шкафы и, вынув оттуда салфетки, стаканы, бумаги, ручки, рассматривают и оценивают лежащие внутри вещи, а Мамины указания служанкам, соседям, охранникам и садовникам теперь сыплются из ее рта. Которая жарит пакоры для Сида и его компашки, раскатывает папад, так кто же она?

Но улыбка Дочери, а вместе с ней радость, легкость и все остальное исчезло, осталось только раздражение на саму себя. Пока она добавляла в дал приправу из чеснока и чили, на языке у нее вертелось: «Это я? Тогда кто я? Когда я стала мной? Когда стала жить в этом доме? Кто была эта женщина или та? Которая погрязла в попытках стать идеальной хозяйкой и сделать все возможное для своего потомства, нет, Мамы, а потом стала раздражаться на поцелуи К. К, а потом на саму себя. Которая из-за кулисы подслушивает разговоры Рози, Разы, Мамы и без возражений смотрит, как родственники открывают все ящики и шкафы и, вынув оттуда салфетки, стаканы, бумаги, ручки, рассматривают и оценивают лежащие внутри вещи, а Мамины указания служанкам, соседям, охранникам и садовникам теперь сыплются из ее рта. Которая жарит пакоры для Сида и его компашки, раскатывает папад, так кто же она?