Поэтому глаза слепого всегда смотрят вдаль. То, что далеко, там и спрятано. Смотри рядом, если надо смотреть, только это уведет твой взгляд вдаль – муравей полз по стене, заполз в щель, пробил ход своим дыханием, вылез с другой стороны, перешел границу и, преодолев Хайберский проход, попал в другой мир. Преодолел и приблизился.

Если бы смотрели вблизи, то смогли бы разглядеть намерения других. Если бы не жили только собственными смыслами, заметили бы много деталей. И тогда поднялись бы вопросы, или их стали бы поднимать. Намертво укоренились в мысли, что она никогда не вернется туда, да и разве можно разглядеть что-то сквозь свою непоколебимую уверенность в том, что, нагулявшись, если и вернется, то только сюда? Разве можно расслышать, как однажды скажет: «Мне нужно идти?»

67

Дочь упала.

Солнце садится, Мама, перетащив стул туда, где еще есть свет, уселась, как голубка, укрывающая крыльями свои яйца. Проходится тростью по своим растениям, и начинают летать бабочки.

Дочь услышала голос К. К. Прильнула к своему биноклю, то есть щели в книгах, и увидела, как он пускает колечки дыма с Мастером Разой.

Он зашел внутрь с тарелкой жареного арахиса, приправленного черной солью, луком, зеленым чили и кинзой. Поставил на стол радом с ней. Ни она не подняла глаз, ни он ничего не сказал.

Глаза, полные досады и слез. Поднаторела сидеть, склонившись над книгами. Когда Мама позвала ее, она ответила: «Иду», и осталась сидеть.

Она вышла из ступора, когда Мама позвала ее второй раз. Начиналась вечеринка. Голоса были хорошо слышны, но теперь она никого не узнавала. Она несколько суетливо встала, когда услышала звук закрывающейся двери: неужели К. К. ушел, ничего не сказав? Она встала, ее затекшая нога поскользнулась, и она упала. Спасая бумаги, она успела развернуть свое тело, устремившееся в стол, и бумаги были спасены, но остальное – нет. Раздался грохот, Мама закричала: «Что случилось?» – и прибежал Мастер Раза.