Пенни хмурится.

— Думаю, да, — коротко отвечает она, — на свой лад. Но за «Роллинг Стоунз» я его еще не простила.

Я смотрю на нее, и на языке у меня вертится вопрос: «Но ведь ты любишь его, несмотря на эту ужасную оплошность?»

— Мама, ты не обидишься, если я спрошу, — осведомляется Ник, — почему всякий раз, когда разговор заходит про Хэмиша, ты ругаешься или жалуешься на него?

Она морщит лоб и пожимает плечами.

— Он прав, — замечаю я, перехватывая взгляд Ника и быстро пряча улыбку. — И тем не менее вы уже много лет вместе.

— Ну, он забавный, — резко говорит она.

— И вы только что ездили кататься на лодке, — напоминаю я ей, отчего выражение ее лица смягчается.

— Да, это было на самом деле замечательно. Он знает, что мореход из меня не ахти, и очень старался, чтобы я чувствовала себя комфортно. Оборудовал новое спальное место, повесил флажки, купил подушки…

— Словом, пытался подмаслить тебя при помощи флажков и подушек, — хихикает Ник.

— Ну да. Дурачок.

Сейчас она улыбается и игриво поправляет ремешок красных кожаных туфель. Впечатление такое, что у нее потребность вести себя сварливо с людьми, которые ее любят, — с Хэмишем и даже с Ником, собственным сыном.

— Вот ты мне скажи, — продолжает она, теперь глядя на меня, — как меня угораздило связаться с лодочником, который выдумал себе целую биографию, опираясь на один-единственный дурацкий рекламный джингл про мороженое, который он сочинил пятьдесят лет назад?

— Это правда? — смеюсь я. — То есть это все, что у него в активе?

— Ага, — подтверждает она, — но он ни за что в этом не признается. Тебе известно, какой он хвастун.

— Возможно, он так часто рассказывал эти байки, что сам в них поверил, — высказываю предположение я.

— А джингл был очень хороший, — улыбается Ник. — Запоминающийся. В этом ты ему не откажешь, мама.

— Это действительно так.

Она усмехается, встает с дивана, поправляет кудряшки и смотрит сначала на Ника, а затем на меня — и в ее больших выразительных глазах снова появляется озорной огонек.

— По крайней мере, он знает, как с толком проводить время, а это лучше, чем коротать свой век в компании с какой-нибудь скучной старой дурой.