Моего кладбища книг тоже больше не было: зеленая сетка ограды снесена, указатели растений исчезли, книги-мученицы унесены потоками грязи, возможно, перемешавшись с поднявшимися из могил берцовыми костями и нижними челюстями. Я добивался для них справедливой смерти, но в конечном счете решения принимает природа.

Коммунальным рабочим пришлось поработать несколько дней, чтобы привести город в относительную норму.

Люди ходили между памятниками и надгробиями как после бомбежки, перескакивая через лужи и обходя груды мусора, я тоже с трудом добрался до могил Эммы и Офелии, чьи фотографии, к счастью, оказались не тронуты.

Марфаро прибыл на своем мотокаре. С тяжелым сердцем посмотрел на все, что здесь творилось, но нашел в себе духу даже пошутить:

– Если бы хоронили не только людей, а всякую всячину, я бы сегодня стал миллионером, – сказал он, идя мне навстречу. – Ты бы видел, во что превратился комбинат: море бумаги, поглотившее всю долину.

Вскоре явился мэр в окружении начальников отделов для оценки ущерба:

– Мальинверно, вы в ближайшие дни постарайтесь справляться как-нибудь сами, делайте то, что будет по силам. Сейчас нужна помощь живым. Вы, кстати, в библиотеку не заглядывали?

Я помотал головой – нет, еще не заходил.

Мэр опустил глаза и ответил соответствующим жестом, который я не понял, но который ничего хорошего не сулил.

Илия все утро помогал мне расчищать дорожки от завалов мусора и земли.

Есть не хотелось, я решил без промедления идти в библиотеку. В дни потопа я постоянно думал, как там и что, а сейчас жест мэра привел в меня беспокойство.

Уже в начале спуска появилось дурное предчувствие: центральная площадь скрылась под завалами земли и мусора, даже балюстрады вокруг памятника не было видно. Я не знал, что делать – то ли упрямо надеяться, то ли сразу же сдаться.

Библиотеки Тимпамары больше не существовало.

Расположенная в самой низкой части города на перепутье главных дорог, она утопала в воде и грязи. Обе двери были распахнуты настежь, а бо́льшая часть книг плавала в черной жиже. Я представлял в воображении эту картину, а теперь я видел ее наяву. Я опустился на пол, прямо в грязное месиво, и заплакал. Моей библиотеки больше не было: не было моих любимых книг, записей и лет, проведенных в этих стенах. Все погребено навеки. Книги – это не стул и не стол или другие предметы, с которых можно смыть грязь, вывести пятна – и следы повреждений безболезненно исчезали. Книги – это не предметы, они больше напоминают людей, чем вещи: бумага – это не металл или пластик, пятна на ней остаются навечно, в точности как на коже, проникают в волокна и их пожирают; бумага рвется и нет на свете такой иглы, которая бы сшивала бумажные клочки, нет антибиотиков, вырабатывающих антитела. Мне помогли сердобольные люди и их работящие руки: Илия, естественно, ходивший со мной в те дни в библиотеку, Плутарх Санджинето, мой старый школьный друг, старик Броньятуро с недостающей ногой, и даже Мопассан, заведующий актами гражданского состояния.