И вдруг хлынул дождь, густой и настолько сильный, что брызги больно били по плечам. Я спрятался в подсобке. Немногие посетители разбежались укрываться кто куда, под деревья, под скаты крыш каменных склепов. Я ждал, когда он закончится, но уже через час дорожки на кладбище напоминали горные потоки. Был полдень, я все равно решился идти домой. Открыл зонтик, но не прошел и двух метров, как ветер вывернул наизнанку его железный скелет. Я вернулся, напялил дождевик и, промокший до нитки, добрался до дома.

В тот день в Тимпамаре хлынул библейский потоп: разверзлись хляби небесные. Дождь лил как из ведра непрерывно три дня и три ночи, но воды пролилось столько, сколько за сорок дней и ночей, так что она покрыла собой всю землю. Улицы, подвалы и дома затопило, вода уносила за собой все что ни попадя, всякую рухлядь, но главное – листы бумаги, сотни тысяч страниц, которые выплывали за ворота комбината и покрывали город, словно слоем снега. Были закрыты магазины, школы и все учреждения, в городе вырубился свет, день обернулся ночью. Великий Читатель подчеркивал у себя то, что достойно сохраниться, а что может исчезнуть, опустившись на дно небытия.

Я не выходил из дома, кладбище все равно было открыто. Так продолжалось три долгих, нескончаемых дня.

Лишь на четвертый с ударом колокола, зовущего на вечерню, дождь прекратился так же внезапно, как и начался, и ослепляющее солнце осветило руины, в которые превратился город: Тимпамара казалась одним из тех призрачных городков на горных вершинах, которые опустели много столетий назад. Грязью, принесенной водой с полей и гор, было покрыто все. Люди выходили на улицу, как каторжники после амнистии, слышался гул голосов, сыпавших проклятия и требовавших возмездия.

Я тоже вышел из дома.

Зрелище разрушения было словно рекламным роликом бренности человеческой жизни; мы возводим дома, они кажутся незыблемыми, но достаточно даже не землетрясения, а трех дождливых дней, чтобы все пошло прахом.

Первым делом я отправился на кладбище, Каштанка бежала за мной: в те дни я окончательно убедился, что она меня никогда не бросит, и, может быть, даже распорядится похоронить себя в могиле со мной, наподобие древних, хоронивших вместе с людьми их собак, чтобы те были провожатыми хозяину по неведомым дорогам подземного мира.

Я считал, что за освященными стенами кладбища все останется нетронутым, как если бы этот охраняемый вечностью уголок земли не являлся частью мира и был не подвержен природным катаклизмам, но вопреки ожиданиям обнаружил упавшие на надгробия деревья, разбитые мраморные памятники, повсюду валялись сломанные ветки и листья, разбитые вазы, покореженные фотографии, а в некоторых местах в нижней части кладбища были размытые могилы и выступали человеческие кости. Я ступал, смотря под ноги.