Существуют эпизоды, в которых писатели ошибаются крайне редко, – это смерть персонажей. В других местах может быть сколько угодно погрешностей: неточное определение, рыхлое описание, неправильное синтаксическое строение фразы, неправдоподобный диалог, но в выборе смерти проколов почти не бывает. Как иначе мог умереть Дон Жуан, если не так, как придумал Тирсо де Молина? Разве не совершенно самоубийство Треплева, разорвавшего все свои рукописи и застрелившегося, или Анны Карениной, бросившейся под поезд?
Однако время от времени я натыкался на какую-нибудь литературную смерть, несправедливую для жизни персонажа, наподобие тех ошибочных смертей, которые происходят в жизни, и тут можно говорить о рассеянности Творца. Но некоторые бумажные смерти заставляли думать о рассеянности их автора.
Реальные смерти я не мог изменить, но литературные – запросто, переписав их конец. Так я поступил с Дон Кихотом.
Вследствие проигранной схватки в нем возрастало уныние, переросшее в лихорадку.
Проспав больше шести часов, он проснулся, но это был уже не он: он отрекся от зловещей тени невежества, в которую его погрузило чтение рыцарских романов, и объявил о смерти хитроумного Дон Кихота из Ла-Манчи и о воскрешении добряка Алонсо Кихано, заклятого врага Амадиса Галльского. И наступил последний час Дон Кихота, – в окружении плачущих родных и близких он почил естественной смертью.
Все здесь не лезло ни в какие ворота. На протяжении сотен и сотен страниц рыцарь печального образа жил фантастической жизнью, с ним происходили невероятные приключения, разумеется, все в его голове, а где же еще, если не в извилинах мозга, в том крохотном пространстве, в котором каждый из нас живет своей настоящей и подлинной жизнью, где он сражался с великанами высотой с ветряную мельницу, победил Рыцаря Зеркал, силой отнял у цирюльника шлем Мамбрина, до смерти напугал изголодавшихся львов, оседлал крылатого деревянного коня, повидал чудеса в пещере Монтезиноса, а под конец умирает заурядной смертью обычного человека,