– Позвони ей, пожалуйста! Умоляю. Скажи хотя бы!

Он с силой дернулся из рук фельдшера, но тот ударил его кулаком по спине, и Костик медленно опустился на колени.

Двери лифта закрылись, послышался монотонный гул.

– Господи, ужас какой! – запричитала Олька. – Пойду и правда милицию вызову.

Запись прервалась.

А следующим кадром было уже столпотворение на лестнице. Соседей существенно прибавилось. Возле лестницы внизу стояли двое полицейских, и фельдшер-бугай показывал им какие-то бумаги. Из-за собравшихся зевак разобрать, о чем они говорят, не получалось.

Наручники сломали, и Амелин, прикрывая голову, лежал в позе эмбриона перед подъездной дверью. То ли побитый, то ли они все же вкололи ему успокоительное.

– Это кого он читал? – поинтересовалась пожилая женщина у старикана. – Рубцова?

– Светлова.

– Вы уверены?

– Абсолютно. – Старикан активно закивал и проблеял нараспев:

Прекрасное, прекрасное стихотворение.

– И все же совсем ведь мальчишка, – с сожалением произнесла женщина. – Печальная таки картина.

В подъезд вошел молодой фельдшер с одеялом.

Вдвоем с напарником они поставили Костика на ноги и накинули одеяло на плечи. За спутавшимися волосами лица почти не было видно, но, когда он утерся рукой с болтающимся браслетом наручников, я заметила на ней кровь.

Полицейские поднялись к Олькиной квартире.

– Ваш вызов?

Врачи вывели Амелина из подъезда.

Съемка оборвалась.