Телефон Логопед отобрал у меня еще до того, как мы покинули ангар, убежать от них я бы не смогла, сколько ни пытайся, а на помощь звать было некого.
За все время, пока мы шли до ржавой, покосившейся калитки с кодовым замком, нам так никто и не встретился.
Фабрика располагалась на возвышении. У ее подножия тянулась узкая полоска леса, переходящая в снежное поле, а за ним на пригорке можно было различить крохотные деревенские домики.
О том, куда мы идем, мне никто не сказал. Они вообще почти не разговаривали друг с другом. Логопед шел впереди, Бяша за мной. Над каждым клубились серые облака пара.
По крутой тропинке мы спустились к лесу. Тропинка была припорошена, но хорошо утоптана. Сосны потрескивали на морозе. В кроне ельника кто-то сидел и издавал странные звуки.
Вышли к полю. От белизны слепило. И все, куда ни падал взгляд, словно двоилось. Пригорок, домики, деревья, снежная тропинка. Мне в жизни не было так плохо. Никогда. Что бы ни происходило и как бы я ни болела. Но осознать, что бывает хуже, я смогла только сейчас. Ведь все, как говорила Мира Борисовна, познается в сравнении.
Дышать становилось все труднее, отчаяние захлестывало, а сердце замирало. Остановившись, я просто рухнула в снег.
– Е-мое, – выругался Логопед. – Че такое?
Ухватив за куртку на груди, он потряс меня, больно похлопал по щекам и, обдавая вонючим табачным дыханием, гаркнул в лицо:
– Кончай придуриваться!
– Давай снимем скотч, – засуетился Бяша. – Вдруг она задыхается? Что мы скажем Цуркану?
Логопед не ответил, поэтому приготовиться я не успела. Резким движением он содрал скотч.
– А-а-а! – завопила я.
Глоток воздуха обжег морозной сухостью горло. Слезы потекли по щекам.
– Вот и отлично. – Тяжело пыхтя, Логопед поставил меня и подтолкнул. – Шагай.
Лицо невыносимо горело, я прижала к нему холодные руки и внезапно обрела дар речи:
– Умоляю. Очень вас прошу. Не нужно меня никуда отводить. Артём вам за меня заплатит. Я никому ничего не скажу. Честно. Меня полиция ищет. А своим скажете, что я сбежала. Прошу…
– Сбежала, – хохотнул Логопед.
– Артём – это Чернецкий, если вы вдруг не поняли, – предприняла я еще одну попытку. – Он может много заплатить. Вам лучше с ним не ссориться, потому что, если он узнает, что вы меня украли, ужас что будет. Правда.
Я поймала внимательный взгляд Бяши.