В следующую минуту, хотя и с большим трудом, я все же поднялся на ноги, чтобы посмотреть, что стало с моими спутниками. Снаряд, как видно, разорвался у самой машины, искорежив всю ее заднюю часть. Вакуленко и Елисеев были мертвы, радист и водитель, хотя и подавали признаки жизни, тоже истекали кровью. Я хотел было крикнуть, позвать кого-нибудь на помощь, но язык, иссеченный осколками, не повиновался, лишь забулькала в горле кровь и потемнело от слабости в глазах. Индивидуального пакета при мне не оказалось, да я и не смог бы им воспользоваться. Поэтому, повернувшись спиной к машине, я побрел по дороге навстречу подходившей колонне, с каждым шагом теряя силы и напрягая всю волю, чтоб не упасть.

Метров через 50 я, как в тумане, увидел скачущего во весь опор всадника, который кричал что-то, оборачиваясь назад. Это оказался Фомичев, он звал санинструктора. Однако санинструктор, как на грех, куда-то запропастился, и тогда Дмитрий Поликарпович перевязал меня сам, как умел, не жалея бинтов. Через минуту подбежали бойцы, уже успевшие осмотреть разбитую машину. Они подтвердили, что начальник артиллерии и мой адъютант погибли. (Обоим солдатам уже оказывалась медицинская помощь.) Вслед за тем откуда-то из хвоста колонны вынырнула моя запасная старенькая «эмка», за рулем которой сидел бледный, взиравший на меня с состраданием и испугом Скобелев. Прежде чем отправиться с ним в медсанбат, я вновь попытался произнести несколько слов, отдать последние распоряжения. Однако из-под толстой марлевой маски, скрывавшей рот, донеслось лишь невнятное бормотание. Впрочем, Фомичев догадался обо всем и так.

— Сейчас же сообщим по рации Короткову и Лятину, чтоб прибыли на новый КП, — кивнул он понимающе головой. (Майор А. Н. Лятин, командир нашего 886-го артиллерийского полка, после гибели Вакуленко оставался старшим артиллерийским начальником в дивизии и теперь должен был обеспечить огнем ввод в бой 1087-го стрелкового полка.) — Не беспокойтесь, все будет в порядке, дадим фашистам жару, — усаживая меня в машину, добавил он и шепнул Скобелеву, чтоб тот ехал осторожно, но как можно быстрее, — повязки, которые наложил Фомичев, уже взбухли от крови.

Я плохо помню, как мы добирались до санбата: сознание то покидало меня, то возвращалось вновь. В такие минуты мысли путались, хотя и кружились вокруг одного и того же. Несколько раз я начинал думать о том, справится ли полковник Коротков с руководством дивизией, пока не прибудет новый комдив, и мысленно хвалил себя за то, что во время совместной работы старался предоставить ему побольше самостоятельности. Потом начинал тревожиться, сумеют ли артиллеристы Лятина уничтожить те 20 немецких танков, что появились на участке, отведенном полку Фомичева. И опять успокаивал себя: артиллеристы не подведут, недаром их наводчики славятся снайперским огнем…