Часов около семи вечера 15 июля я с офицерами оперативной группы начал собираться на новый командный пункт. Утром следующего дня стрелковым полкам предстояло идти на штурм третьей полосы. В связи с этим требовалось заблаговременно вынести вперед КП дивизии, чтобы обеспечить непрерывное и твердое управление в наступлении. Место под КП выбрали на опушке густого леса, западнее села Перепелышки.

Сборы были недолгими. В машине заняли места я, артиллерист Вакуленко, адъютант Елисеев и солдат-радист. Сидя рядом с шофером (Скобелев прихворнул, и за баранкой находился другой водитель), я слышал, как радист вкрадчиво вызывал на связь «Кубань», рекомендуясь «Тереком», потом бормотал сквозь зубы какие-то ругательства, отстраиваясь от помех, и вновь переходил на заискивающий тон, словно «Кубань» была своенравной красавицей и, чтобы она отозвалась, требовалось непременно улестить ее.

Газик резво попетлял по запутанным лесным тропам, потом запрыгал по проселкам и запылил по изрубцованной глубокими колеями и растоптанной тысячами ног дороге, усеянной тем хламом, который оставляют после себя на поле боя и на маршах воюющие стороны: стреляными гильзами, пустыми цинковками из-под патронов, обрывками телефонного провода и какого-то тряпья. Следы длительного пребывания гитлеровцев и только что отгромыхавших здесь боев были заметны повсюду. В редком сосняке, в воронках и окопах виднелись трупы вражеских солдат, в кустах громоздились штабеля снарядных ящиков, в глубине темнели провалами черных ям землянки и блиндажи. Вся эха безмолвная картина, залитая ярким солнцем и обрамленная густой зеленью кустов и нескошенных трав, казалась бы неестественной и неправдоподобной, если бы на заднем плане не вздымались к небу дымы пожарищ и не гремела кругом, то нарастая, то утихая, артиллерийская канонада.

Так ехали с четверть часа. Каждый из нас вряд ли спал за последние двое суток хотя бы несколько часов, поэтому сидели молча, смежив веки и наслаждаясь относительным отдыхом и покоем. На исходе знойного, бесконечно длинного летнего дня каждый чувствовал утомление и сидел молча, целиком отдавшись своим мыслям. Лишь слух у всех оставался настороженным, привычно улавливая отзвуки сражения, громыхавшего теперь совсем неподалеку.

Километрах в полутора от передовой мы обогнали маршевую колонну 1087-го стрелкового полка. Бойцы шли рассредоточонно, подразделения следовали на определенной дистанции, чтобы уменьшить потери в случае авиационного или артиллерийского налета противника. По сторонам двигалось охранение, прикрывая полк от возможных внезапных атак врага. Впереди головного батальона на крупном сером мерине ехал Дмитрий Поликарпович Фомичев. Он явно тяготился пребыванием во втором эшелоне дивизии и теперь поминутно подхлестывал своего злого и балованного мерина, тут же одергивая его, чтобы не оторваться от колонны. Лошадь горячилась, грызла удила, с храпом встряхивала головой, словно злилась на своего нетерпеливого седока.